Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизма
Шрифт:
— Я.
— Проходите.
За Александром потянулась толпа, охранник зычно рявкнул, чтобы не рвались, потому что «все равно не пустит». Посыпались вопросы: «Кто убил Федоровскую?», «Кто заменит ее в «Грозе» и «Коварстве и любви»?», «Не снимут ли эти спектакли из репертуара?», «Почему кому-то сделали исключение и пропустили?» Охранник, долго не церемонясь, захлопнул дверь и вытер со лба капельки пота:
— Уф, достали! А вы проходите, господин. Никита Никодимович предупредил, что к нему приедет человек из Белгорода.
— Именно так.
— Я провожу вас.
— Не стоит. Сам найду. Только объясните: куда? И как пройти?
Горчаков слушал и аккуратно оглядывался, опасаясь, как бы случайно не появился Никита Никодимович. Конечно, Александра в городе знают, не посмеют указать на дверь. Но и конфликта с этой неуправляемой гориллой — охранником хотелось избежать. А то вдруг выкинут, а потом извинятся. Очень нужны эти извинения!
— Понятно, сударь? — услужливо поинтересовался охранник.
— Да, благодарю вас.
Горчаков уже поднялся на ступеньку, как с губ слетел еще один вопрос:
— Госпожа Прохоренко и господин Лапин здесь?
— Никого нет из труппы. Один Никита Никодимович.
По ступенькам — на второй этаж. По коридору промелькнула тень. Или Александру это показалось? На дверях нет табличек. Куда ему? Охранник-горилла сказал: «Как поднимитесь по лестнице — четвертая комната?» Нет, через четыре комнаты?..
Похоже сюда. Вон и дверь слегка приоткрыта. Александр легонько постучал, но никто не ответил. На всякий случай он толкнул дверь и увидел пустую комнату, дальше — дверь, которая, вероятно вела в следующую. Именно оттуда донеслись обрывки фраз:
— ничем не выдать себя.
— А если докопаются? Там ведь не дураки.
Голоса принадлежали мужчинам. Через мгновение дверь открылась, они вошли в комнату, где находился Горчаков.
Одного Александр узнал его сразу: похожий на колобка, с глубокими залысинами человечек был никем иным, как режиссером театра Степановым Никитой Никодимовичем. Второй — высокий, темноволосый, с пышными усищами. «Не про него ли рассказывала Лика?»
— Я вас знаю, — голос у Степанова был нервным, срывающимся. — Вы газетчик.
— Да, работаю в «Оскольских вестях».
— Как вы прошли? Я ведь дал указание никого сегодня ко мне не.
— На то я и газетчик, чтобы проходить через любые препятствия.
— Я не намерен давать интервью.
— Всего несколько вопросов.
— Нет! Впрочем, — тут он посмотрел на черноусого и судорожно закивал. — Спрашивайте!
— Есть предположения, кому могла помешать Федоровская?
— У нее имелись недоброжелатели, — голос Степанова вдруг задрожал сильнее. — А у кого из талантливых актеров их нет? Бездари — те действительно никому не нужны.
— Недоброжелатели настолько ненавидели ее, что решились на убийство?
— В актерской среде не убивают. Зависть, интриги —
— Однако Федоровскую убили.
— Ищите преступника в другом месте, не в театре.
— А какие лично у вас были отношения с Зинаидой Петровной?
— Нормальные, рабочие.
— Никогда не конфликтовали?
— Режиссер с актерами конфликтуют всегда. Это творчество, понимаете, творчество!
— А кроме театра Зинаида Петровна чем-нибудь занималась?
— Откуда мне знать? Я с ней не ходил чай пить.
— Настоящий актер целиком отдается только искусству, — впервые вступил в разговор усатый.
— Простите, ваше имя-отчество?
— Не важно. Я человек посторонний. Ко всему, что здесь произошло, отношения не имею.
— И Федоровскую не знали?
— Никого он не знал! — взвизгнул Никита Никодимович.
— Время интервью закончено.
— Но еще остались вопросы.
— Никаких вопросов! У меня дела, траур и. привет Черкасовой!
Режиссер стремглав пронесся мимо Горчакова. Усатый усмехнулся и пожал Александру на прощание руку.
Как быстро пролетают дни. Однако сегодняшний напомнил Горчакову мгновение: вроде бы только-только наступило утро, а уже глядь — вечер! С другой стороны — сколько всего сегодня случилось! И вот он уже дома, в любимом мягком кресле, пьет из большой кружки чай. Но мозг не прекращал работу, дело Федоровской принимало все более запутанный характер.
Зачем Корхов послал его в театр? Ничего существенного режиссер Степанов ему не сообщил. Ничего?!
Горчаков еще раз проанализировал то, что услышал от Никиты Никодимовича. Основной его мыслью было то, что в актерской среде не убивают. Но ведь актеры не святоши, им свойственны те же страсти и пороки, что и другим людям. Степанов идеализирует людей искусства? Нет, он явно имел в виду другое: Зинаиду Петровну убили не за то, что она перешла кому-то дорогу на театральной сцене. Она чем-то занималась еще. Чем?..
Подозрителен его приятель с большими усами. Он упорно отрицает свое знакомство с Федоровской, хотя Лика утверждала иное. Зачем ему скрывать, если ни в чем не виноват?
Странный разговор был между этими двумя. Горчаков постарался по памяти воспроизвести его как можно точнее:
— …ничем не выдать себя.
— А если они докопаются? Там ведь не дураки.
Первую фразу произнес тип с большими усами, вторую — Степанов. Чего так боится режиссер? И кто эти «не дураки»? И вообще, о чем речь?
Их разговор явно не предназначался для чужих ушей. Почему же дверь оказалась приоткрытой? Кто-то промелькнул в коридоре. Если раньше Горчаков не был до конца в этом уверен, то теперь не оставалось ни тени сомнения. Итак, некто приоткрывает дверь и пытается подслушать. Затем обращает внимание на шаги по лестнице и бежит. Вероятно, так.