Призраки измены. Русские спецслужбы на Балтике в воспоминаниях подполковника В. В. Владимирова, 1910–1917 гг.
Шрифт:
Утро 1 марта Владимиров встретил в Кронштадте в форте Ино, откуда доложил по телефону в Петроград о восстании моряков и начале убийств офицеров. В тот же день он попытался отъехать в столицу [46] . В первых числах марта 1917 года Владимиров был арестован [47] , причем до конца не ясно, поймали ли его в Кронштадте при попытке покинуть город или он был арестован уже в Петрограде и возвращен в крепость. В Финляндии, Свеаборге, Гельсингфорсе и Кронштадте во всю шли аресты и задержания жандармов. 2 марта был схвачен помощник начальника Финляндского жандармского управлении по пограничному району Або полковник В.А. Тюфяев, а 4 марта в Свеаборге чины местной крепостной жандармской команды были перебиты, один из них, унтер-офицер А.И. Иваненко, был заживо сожжен в телефонной будке [48] , в самом же Кронштадте был убит помощник начальника жандармского управления, ведавший контрразведкой, подполковник В.В. Рубан [49] .
46
Казанцев
47
ГА РФ. Ф. 4888. Оп. 5. Д. 22.
48
Казанцев Д.Л. Воспоминания о службе…. С. 59, 104.
49
Парчевский Т. Записки губернатора Кронштадта. СПб., 2009. С. 78.
8 марта 1917 г. был сформирован Исполнительный комитет Кронштадтского совета военных депутатов, куда вошли представители 35 человек, представители от флота, артиллерии, пехоты, инженерных войск и от различных учре ждений и управлений. Среди членов первого состава совета был социал-демократ, моторист нестроевой роты Кронштадтского крепостного артиллерийского склада Александр Иванович Гуйтов, бывший многолетний секретный сотрудник Кронштадтского жандармского управления, известный под агентурными кличками «Кириллов» и «Каменский». Более того, бывший осведомитель полиции стал членом следственной комиссии исполкома совета, получил право производства дознаний, арестов и обысков, имел свободный проход в тюрьмы и арестные дома [50] .
50
ГА РФ. Ф. 1657. Оп. 1. Д. 17. Л. 57, 59, 65–69.
Судьба арестованных офицеров была одним из первых вопросов, которые были вынесены на рассмотрение вновь испеченного исполкома уже в первые дни его работы. Было принято решение «ярко политических преступников отделить и применить к ним суровый режим», остальных офицеров держать в менее суровых условиях, т. е. разрешить им свидания и передачу продуктов питания. Была сформирована комиссия для выяснения степени виновности арестованных офицеров, в которую вошли депутаты А.К. Баранов, большевик, писарь В.Ф. Панкратов большевик, инструктор Учебно-артиллерийского отряда И.Д. Сладков, унтер-офицер учебного судна «Рында» М. Дергачев; меньшевик, солдат Г.И. Иванов и уже вышеупомянутый А.И. Гуйтов [51] . 10 марта на очередном заседании совета он сделал доклад о содержании арестованных офицеров, предложив смягчить режим содержания: «объехав три тюрьмы, заметил чрезвычайное переполнение тюрем арестованными офицерами, полное отсутствие комфорта и даже необходимых вещей» [52] . В течение марта шла активная переписка между военно-морским министром А.И. Гучковым и Кронштадтским советом по вопросу освобождения хотя бы боевых офицеров.
51
Кронштадтский Совет в 1917 году. Протоколы и постановления. Т. 1: Март – июнь 1917 г. СПб.: Дмитрий Буланин, 2017. С. 34–36.
52
Там же. С. 37.
Именно с помощью Гуйтова Владимиров и другие жандармы были освобождены из-под ареста в конце марта – начале апреля 1917 года [53] . Он же помог скрыться и бывшему начальнику Кронштадтского жандармского отделения генерал-майору В.В. Тржецяку. Рискнем предположить, что Гуйтов освобождал свое бывшее начальство отнюдь не из альтруистических целей, а спасая себя от возможного раскрытия. Сам Гуйтов по иронии судьбы не смог скрыться от революционного правосудия. Почувствовав подозрительное отношение к себе коллег, он выбивает себе разрешение покинуть Кронштадт для поездки в Одессу на месяц до конца апреля якобы с целью навестить родственников. Однако бывший сексот затянул с отъездом, был раскрыт и 16 апреля был арестован своими коллегами по исполкому [54] . В ходе расследования начала вскрываться не только агентурная сеть жандармерии, но и многочисленные махинации Гуйтова и других бывших агентов, занявших руководящие посты. В связи с этим скандалом 28 апреля следственная комиссия исполкома самораспустилась [55] .
53
ГА РФ. Ф. 504. Оп. 1. Д. 268. Л. 18.
54
Там же. Л. 1, 1об., 77.
55
Кронштадтский Совет в 1917 году… С. 218.
После раскрытия Гуйтова и ряда других секретных сотрудников началась системная работа с документами бывшей жандармерии, и многие люди Владимирова попали в поле зрения революционных властей. В октябре 1917 г. Исполком Кронштадтского совета сформировал из представителей социалистических партий и городских общественных организаций Чрезвычайно-следственную комиссию по расследованию работы секретной агентуры Кронштадтского жандармского управления. После окончания расследования все материалы комиссия направляла в общественный демократический суд. В первые месяцы его работы кара для бывших осведомителей была достаточно мягкой. Как правило, наказание ограничивалось арестом или подпиской о невыезде [56] . В 1920-е годы многие секретные сотрудники были арестованы повторно, но наказание было устрожено от 3 до 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Так, начальник команды филеров Е.Ф. Юдин в 1926 году был приговорен к трехлетней высылке [57] .
56
Перегудова
57
ГА РФ. Ф. 1742. Оп. 2. Д. 348. Л. 2.
Интересно, что многие секретные сотрудники, широко известные именно как участники революционного движения в Кронштадте, после Октябрьской революции заняли определенные посты в новой советской властной иерархии. Так, бывший осведомитель Т.Я. Березин-Аганич по кличке «Котин» IV Съездом советов был избран членом ВЦИК. А его родной брат П.Я. Березин-Аганич (кличка «Павленко») в 1918–1919 годах работал в ВЧК, откуда был изгнан за превышение полномочий и служебные преступления [58] .
58
ГА РФ. Ф. Р-1005. Оп. 1а. Д. 1304. Л. 12–14, 33об.
За время своего нахождения под арестом Владимиров написал сочинение «Обзор революционного брожения в Балтийском флоте», которое уже в 1918 году поступило в Историко-революционный архив. Этот документ неоднократно использовался Ревтрибуналом ВЦИК в качестве косвенной улики в следственных действиях против бывших секретных сотрудников Кронштадтского жандармского управления [59] . Однако персональный состав агентуры в нем описан не был. На данный момент документ не обнаружен.
59
Там же. Л. 240; там же. Ф. 4888. Оп. 7. Д. 50. Л. 21–21об.
Весной Временное правительство попыталось вернуть жандармов на военную службу, переводя их в различные, в основном запасные, полки и батальоны или прикомандировывая к штабам армий. Большинство вернувшихся на военную службу жандармов было направлено на Юго-Западный фронт в VIII армию, где было сконцентрировано 57 бывших офицеров полиции и жандармерии. Решением Петроградского военного округа в 20-х числах апреля 1917 г. скрывшийся из Кронштадта подполковник Владимиров был направлен в 17-й запасный пехотный полк в Черновцы, куда и прибыл к 11 мая. Впоследствии полк был расквартирован в местечке Каменка Ольгопольского уезда Подольской губернии. Не успев прибыть в полк, Владимиров сразу же был направлен на «излечение» в 399-й полевой запасной госпиталь [60] . Это было связано отнюдь не с подорванным здоровьем офицера, а с общим крайне негативным отношением полковых комитетов к бывшим жандармам и полицейским. Штабы VII, VIII и XI армий сетовали, что строевые части, куда распоряжением Временного правительства должны были командироваться на несение действительной службы эти офицеры, наотрез отказываются принимать их в свой состав, а назначение на нестроевые должности и в переменный состав является крайне нежелательным. Жандармов в результате направляли в санитарные, транспортные и тыловые части, в мобилизационные отделы, отправляли на медицинские обследования. При этом им выдавались хорошие «подъемные» деньги на обустройство быта: от 300 до 750 рублей, в зависимости от чина. Скандал произошел в начале июня 1917 г., когда полковой комитет 86-го запасного полка принял резолюцию, в которой обвинил командование VIII армией и лично дежурного генерала графа Д.Ф. Гейдена в неоправданной трате народных денег на содержание бывших полицейских, в нарушении постановлений Петросовета и в покровительстве бывшим чинам жандармерии. Это решение было поддержано и войсковым комитетом XXII армейского корпуса [61] .
60
РГВИА. Ф. 2134. Оп. 2. Д. 829. Л. 30–32, 133, 200.
61
Там же. Л. 224–225об.
Особенно отличился в деле борьбы с бывшими охранителями безопасности военный министр А.Ф. Керенский. Сначала в конце июня он потребовал всех негодных к строевой службе жандармов увольнять без предоставления пенсии. А уже 10 июля выпустил приказ по армии и флоту № 29, в котором обвинил их подстрекательстве войск к контрреволюционным действиям, неповиновению правительству и агитации за правые партии, приказав немедленно уволить всех жандармов с командных должностей [62] . Вероятно предчувствуя подобное развитие событий, 24 мая 1917 года временно командующий 17-м запасным полком подполковник Смирнов уже через две недели после появления Владимирова в части ходатайствовал о переводе бывшего жандарма в резерв чинов штаба Киевского военного округа. 18 июня 1917 года он был назначен в резерв армии [63] .
62
Там же. Л. 54, 57.
63
Там же. Ф. 2001. Оп. 1. Д. 105. Л. 30.
Интересно, что некоторые жандармы сохранили свои должности и после Февральской революции. Так, начальник Моонзундской жандармской команды ротмистр Кудржицкий был назначен руководителем контрразведывательного отделения при штабе Моонзундской укрепленной позиции, проработав в этой должности как минимум до апреля 1917 г. При этом, что самое удивительное, он вполне признавался в этой должности исполкомом местного совета воинских частей. Командующий позицией контр-адмирал Д.А. Свешников ревностно оберегал жандармско-полицейских чинов во взаимоотношениях с революционными морскими властями и местными советами. Примечательны цитаты из его писем и телеграмм того времени: «Полицейская команда не есть полиция, – она уничтожена с уничтожением жандармов, а оставлена при войсковых частях для разведки и наблюдением за шпионажем»; «В Исполнительный комитет. Резолюцию комитета не принимаю. Над разведкой никакого контроля, кроме моего, быть не может» [64] . Но такие случаи были лишь исключением из правил.
64
РГАВМФ. Ф. 941. Оп. 1. Д. 62. Л. 19, 22, 29.