Призраки отеля «Голливуд»
Шрифт:
— Сходи поешь сначала, — предложил Мун. — Вот тебе аванс.
— Ничего, потерплю, — рассеянно ответил мальчуган. Внезапно он вскочил с чемодана. — Вспомнил! Какое-то съедобное название. Сейчас, сейчас… — И Педро принялся цитировать все известные ему лично или понаслышке блюда. Процесс был трудоемким, ничто не предвещало близкий конец.
Мун открыл дверь на балкон и вышел. Почти у самых ног лежало море, испещренное парусами рыбачьих лодок и дымками стоявших на причале военных судов. Из комнаты доносилось монотонное бормотание Педро, сопровождаемое при упоминании особых деликатесов прищелкиванием,
Мун вспомнил слова Шмидта: «Прекрасный вид на море! Чтоб его черт подрал!» Что означала эта таинственная фраза? Чем вызвано поспешное бегство кёльнского предпринимателя?
Открытый в сторону моря балкон по бокам был обтянут тентом. Мун окинул взглядом расстояние до соседнего. Ловкому, не боящемуся головокружения человеку ничего не стоило забраться к соседу. Мун заглянул в прорезь развевающейся по ветру полосатой материи. Эвелин Роджерс принимала солнечную ванну. Ее шоколадное тело покрывал густой слой витаминизированного масла. Судя по аромату, это было оливковое — то самое, что из кухни испанцев перекочевало в лаборатории заграничных парфюмеров.
МИНДАЛЬНЫЙ ТОРТ
Когда Мун спустился вниз, в холле уже царило некоторое оживление.
— Я хотел бы осмотреть комнату Гвендолин Шривер, — обратился он к портье.
— Минуточку. — Дон Бенитес дал кому-то ключ, кому-то расписание самолетов, третьему пообещал заказать на завтра место в автобусе. Делал он все это проворно и быстро. — Знаю, мне звонил полковник Бароха-и-Пинос. Вы не возражаете, если я пойду с вами? Не то чтобы я вам не доверял. Но хозяин, сеньор Девилье, будет сердиться, если узнает, что я впустил вас в пустую комнату.
— Вы забыли ключ, — напомнил Мун, увидев, что портье направляется к лестнице.
— Не беспокойтесь. Он у меня тут. — Дон Бенитес хлопнул себя по карману.
— Не понимаю, — пожал Мун плечами. — Могли спокойно оставить на доске. Вы ведь уверены, что за исчезновением девушки ничего не кроется.
— Я-то да. Но не другие. Первые два дня он висел на доске, пока я не поймал маркиза Кастельмаре при попытке тайком стащить ключ.
— Когда это было?
— Вчера утром.
— То есть сразу после смерти Шриверов… Гм… А как он пытался объяснить свой поступок?
— Никак. Я его и спрашивать не стал. Дело ясное — маркиз воображает себя детективом. Ему, совсем как вам, повсюду мерещатся преступления.
Дон Бенитес отпер комнату и впустил Муна. Запахло еле уловимыми, уже выветрившимися духами и ароматом свежих цветов.
— Тут кто-то недавно был. — Мун остановился перед металлической подставкой для вазы. Ваза была миниатюрная, похожие на красные ромашки цветы выглядели по сравнению с ней непомерно большими.
— Ах это? — Дон Бенитес улыбнулся. — Это поставила горничная. Сеньорита Гвендолин может вернуться в любую минуту, и если не будет убрано, мне влетит от хозяина. Вы не знаете, какая она капризная.
— Вы всем гостям ставите цветы?
— Только в номерах, где соединительная дверь. Для полной
— Соединительная дверь? — прервал Мун, разглядывая покрытые абстрактным узором обои стены, за которой находилась его собственная комната. Он не нашел ни малейшего намека на отверстие, пока портье не указал на вбитые в пол шляпки декоративных гвоздей.
— Это двойной апартамент, точно такой же у сеньоры Роджерс и сеньора Рамиро. Вот задвижка! — Дон Бенитес, притронувшись к подставке для вазы, передвинул ее влево. — Не будь гвоздей, вы могли бы сейчас пройти в свой номер.
— К чему это хитроумное приспособление? Простая ручка сослужила бы ту же службу.
— Вы не знаете наших гостей. — Дон Бенитес грустно покачал головой. — В наше время люди, даже если они молодожены, не говоря уже о прочих родственниках, ценят не только комфорт, но и уединение. Поэтому мосье Девилье и придумал эти подставки для цветов. Запираешься, и никакая дверная ручка не напоминает тебе, что рядом твой ближний.
Мун принялся осматривать комнату. По меблировке она ничем не отличалась от его собственной. Разбросанные по столам, кровати и креслам журналы и книжки в пестрых обложках, по которым можно было безошибочно угадать, что привлекало Гвендолин: сенсация, насилие, секс. На стенах — вырезанные из журналов фотографии знаменитых гангстеров и киноактрис, преимущественно исполнительниц главных ролей в вестернах.
Не было никакого сомнения, что в глазах Гвендолин эти револьверные полубоги олицетворяли романтику. Муну приходилось сталкиваться с такой романтикой каждый день — чисто профессионально. Одних она приводила к наркотикам, других — на скамью подсудимых. Тех, которым удалось избежать худшего, заставляла бешено мчаться на мотоциклах неизвестно зачем, неизвестно куда или ломать стулья и опрокидывать машины после концерта их любимцев.
— Начальник почты рассказывал мне, что вы приносили письмо миссис Шривер, — только сейчас вспомнил Мун. — Она не делала никаких намеков на его содержание?
— Никаких. Но письмо было очень важное — для нее.
— Почему вы так полагаете? — спросил Мун, продолжая тщательно обшаривать комнату. Ему было самому не очень ясно, чего он ищет.
— Сеньора казалась очень взволнованной. К тому же это было сразу после ссоры с сеньоритой Гвендолин.
— Они часто ссорились?
— Я вам уже рассказывал. Большей частью из-за пустяков. Но на этот раз дело было посерьезнее.
— Вы подслушивали? — догадался Мун.
— Что вы? Просто проходил по коридору и случайно уловил несколько фраз… По-моему, речь шла о каком-то мужчине, с которым сеньорита Гвендолин встречалась. Мать пригрозила, что напишет отцу, чтобы тот лишил ее наследства.
— А что на это ответила Гвендолин?
— Закричала, что мать об этом еще пожалеет.
— Значит, вы все-таки иногда подслушиваете? — Мун улыбнулся.
— С умыслом никогда! — Портье тоже улыбнулся, полувиновато-полулукаво. — Я тогда просто еще раз прошелся по коридору.
— Получается, что миссис Шривер реализовала свою угрозу, — задумчиво пробормотал Мун, протягивая дону Бенитесу десять песет.
— Нет, нет, не беру чаевых, — отмахнулся тот.
— Жаль. Я хотел отблагодарить вас за информацию.