Проблеск истины
Шрифт:
— Кстати, о завтраке. Не хотите ли перекусить?
— С позволения мадам Сингх.
— О, пожалуйста! Какие пустяки.
— Пойдем в заднюю комнату. Но вы ничего не выпили!
— Выпьем вместе, если хотите.
Переводчик прошел с нами в заднюю комнату. Мистер Сингх принес бутылку виски «Белый вереск» и кувшин с водой. Переводчик снял миссионерские ботинки, чтобы продемонстрировать огрубевшие пятки.
— Я носил ботинки только по необходимости, если рядом были осведомители от религии, — доложил он. — О малютке Иисусе отзывался исключительно
— Это все?
— Все.
— Присваиваю тебе звание обращенного, со знаком минус.
Он радостно боднул меня в живот, как делал сын Вдовы.
— Ежедневно думай о вершине и о Счастливых Охотничьих Угодьях. Малютка Иисус нам еще пригодится, не говори о нем дурно. Какого ты племени?
— Того же, что и вы.
— А по метрике?
— Масаи и чага. Мы на границе.
— Многие достойные люди родились на границе.
— Да, сэр.
— Никогда не говори «сэр». Наша религия это запрещает.
— Так точно.
— Как ты перенес обрезание?
— Не лучшим образом, но вполне хорошо.
— Почему стал христианином?
— По невежеству.
— Могло быть и хуже.
— Мусульманином я не стал бы никогда в жизни… — Он хотел добавить «сэр», но я предостерегающе поднял палец.
— Тебе предстоит долгий и необычный путь, так что ботинки лучше оставить. Я подарю тебе другие, старые, но крепкие. Ты их быстро обносишь.
— Благодарю. Я смогу летать на самолете?
— Со временем. Самолет не для детей. И не для выпускников миссионерской школы.
Тут я хотел было извиниться, однако слова «извини» нет ни в суахили, ни в камба, и это вполне справедливо: сам язык как бы предупреждает, что за базар надо отвечать.
Переводчик поинтересовался происхождением моих царапин. Я сказал, что поранился о колючие кусты. Мистер Сингх кивнул и показал шрам на большом пальце: в сентябре он порезался пилой. Я помнил этот случай, шрам остался внушительный.
— Я слышал, утром вы сражались с леопардом, — сказал переводчик.
— Никто ни с кем не сражался. Леопард был среднего размера, его застрелили, потому что он зарезал шестнадцать коз в нашей шамбе. Он умер без боя.
— Люди говорят, вы с ним боролись врукопашную, а потом застрелили из пистолета.
— Люди лгут. Мы его ранили из винтовки, а потом добили из дробовика.
— Дробовик — это ведь для охоты на птиц?
Тут мистер Сингх рассмеялся, и я опять подумал о его прошлом.
— Ты смышленый парнишка, — сказал я переводчику, — хотя дробовик годится не только для птиц.
— Но в принципе же для птиц? Поэтому и говорят «ружье», а не «винтовка»?
— А что сказал бы гребаный бабу? — по-английски спросил я мистера Сингха.
— Бабу в земле, — усмехнулся мистер Сингх, впервые на моей памяти заговорив по-английски.
— Люблю я вас, мистер Сингх. И вашего предка, родоначальника всех Сингхов.
— Ваших славных предков я тоже уважаю, хотя вы о них не рассказывали.
— Было бы о чем рассказывать.
— В свое время я наверняка
Переводчик алкал нового знания, верно почуяв его запах; он был хорошим парнем, наполовину чагой, с низкой, но хорошо развитой грудной клеткой.
— В приходской библиотеке есть книга, там говорится, что великий Карл Экли задушил леопарда голыми руками. Этому можно верить?
— Если очень хочется.
— Я спрашиваю серьезно, как юноша, желающий знать.
— С тех пор прошло много времени. Ты не первый интересуешься.
— Я хочу знать правду!
— В книгах ты ее не найдешь. Карл Экли был великим человеком, это факт.
Паренька невозможно было обескуражить, его вел запах той самой истины, крупицы которой ты добывал всю жизнь, промывая бедную породу фактов, имен и географических координат, разболтанных спьяну либо выбитых на допросе с пристрастием. Паренек снял ботинки и шаркал босыми пятками по деревянному полу, нетерпеливый, как борзая, не подозревая в своем стремлении к истине, что его упражнение по укреплению стоп смущает меня и мистера Сингха; от начальной геометрии ему хотелось перескочить к вещам гораздо более сложным, чем высшая математика.
— Вы осуждаете европейцев, которые берут в любовницы африканских девушек?
— Мы никого не осуждаем, это функция правоохранительных органов.
— Прошу вас, не шутите со мной, сэр.
— Ты знаешь, что «сэр» выше, чем «бвана»? В свое время у этого слова был вполне определенный смысл.
— И все же, сэр, можете вы принять отношения такого рода?
— Если девушка действительно любит мужчину, если нет принуждения, я не считаю это грехом, коль скоро наследники одной очереди наследуют в равных долях, за исключением наследников, наследующих по праву представления.
Тирада соскочила с языка с неожиданной легкостью, к удовольствию мистера Сингха, и мне было приятно, что я сумел произнести ее, не изменившись в лице. Парнишка стушевался и отступил на позиции, по которым его более-менее подковали:
— В глазах Господних это грех.
— Ты всегда носишь их с собой? А если затуманятся, прочищаешь глазными каплями?
— Не смейтесь надо мной, сэр. Я все оставил, когда поступил в ваше распоряжение.
— Никаких распоряжений. Мы просто группа свободных людей, живем в стране, территориально сравнимой со штатом Коннектикут, и верим в довольно — таки затасканный лозунг.
— Позвольте узнать, в какой?
— Лозунги скучны, мой дорогой выпускник миссионерской школы. Мир, свобода, всеобщее процветание…
Заметив, что мистер Сингх подтянулся и уже готов вербоваться на сверхсрочную, я решил вырулить из опасной темы и подытожил:
— Продолжай тренировать пятки. Следи за работой кишечника. И помни, что даже на чужбине всегда найдется место для кусочка Англии.
Парнишка, однако, упорствовал; сказывалась кровь чага, а может, и масайская.
— Сэр, вы же офицер, вы служите Короне!