Пробуждение Посейдона
Шрифт:
Она начала соскальзывать.
– Гектор! Ты должен отпустить ее! Немного выше, и падение убьет ее!
– Я не могу, - сказал Гектор.
Кану потянул Ниссу за собой, рискуя на мгновение потерять равновесие, чтобы освободить ее руку от бивня Дакоты. Но в любом случае она могла продержаться еще только секунду, потому что бивень был гладким и скользким, не создавая никакого трения об ее ладони.
– Дакота, - сказал Кану.
– Падай. Переходи к следующему разу. Мы найдем тебя. Это еще не конец.
– Так и есть, - сказала она.
– Нет!
– сказала Нисса.
–
– спросила Дакота.
– Да, - сказала Кану, ужасаясь растущему пространству под ней, падению, которое она собиралась совершить.
– Да. Все прощено. Во веки веков. Все всегда прощается.
– Думай обо мне хорошо. Поступай хорошо с Гектором. Думай с добротой о Восставших.
– Мы так и сделаем.
Дакота высвободилась из углубления. Если бы Гектор не ослабил хватку на ее хоботе, его бы утянуло за край. Как бы то ни было, внезапное ослабление напряжения заставило его снова погрузиться в глубины бороздки. Кану притянул Ниссу к себе, обнял ее за талию. Он осмелился посмотреть вниз. Он наблюдал, как Дакота падает, кувыркаясь животом к небу. К тому времени следующая канавка, должно быть, уже показалась из воды. Слон никогда бы не пережил такого падения на Земле. На Посейдоне, где гравитация была вдвое выше, столкновение с водой было бы еще более сильным.
Он наклонился в пустоту, одной рукой обхватив Ниссу, другой ухватившись за прямой угол над головой, где верхняя часть канавки соприкасалась с гладкой поверхностью колеса. Он высматривал какие-нибудь признаки Дакоты, едва осмеливаясь надеяться, что она, возможно, выжила. Но если ее тело и всплыло на поверхность, Кану был слишком высоко, чтобы увидеть это, когда это произошло.
Да, конечно, она была прощена.
Прощение было самым малым, что он мог предложить.
Пока они были в безопасности - или, по крайней мере, вне океана.
Колесо продолжало бы поднимать их все выше, и в конце концов воздух разредился бы и остыл. Но столкнуться с этим лицом к лицу было лучше, чем свариться насмерть в океане или быть съеденным морскими чудовищами, сказал себе Кану, и, по крайней мере, колесо давало им время и возможность, пусть и ничтожную, спасения сверху. Осмеливался ли он возлагать на это свои надежды?
Нет, пока нет. Вместо этого сосредоточьтесь на настоящем моменте, на непосредственных практических задачах выживания. При надежном закреплении в углублении у них теперь не было ни малейшего шанса снова выпасть. Действительно, по мере вращения колеса постепенно увеличивающийся угол наклона дна углубления делал это еще менее вероятным. Конечно, это была мелочь. По подсчетам Кану, за час они поднялись не более чем на километр.
Он все еще дышал окружающим воздухом. Теперь стало прохладнее - почти приятно по сравнению с жарой поверхности океана. Однако по мере того, как они поднимались, воздух продолжал бы охлаждаться, остывая и истончаясь, и очень скоро стал бы непригоден для дыхания. Во время плавания им обоим нужно было подключиться к воздуху и энергии скафандра, и теперь - согласно индикатору на запястье Кану - у него оставалось не более пятнадцати часов жизнеобеспечения. У костюма Ниссы был такой же запас прочности. Хуже того, некоторые системы ее скафандра показывали сбои,
Нисса стояла на краю канавки, у ее ног был отвесный обрыв.
– Нам не придется замерзать или задыхаться, если мы этого не захотим. Так всегда бывает.
– Возможно, в океане нам было бы лучше, - сказал Кану, возясь с настройками связи своего скафандра.
– Я буду сожалеть, что не узнал больше об этих лунах, - сказал Свифт, который сидел на самом краю канавки, свесив ноги в чулках над обрывом. В одной руке он держал пенсне, щурясь из-за какого-то микроскопического дефекта на линзе.
– Но я не могу быть слишком неблагодарным. Зайти так далеко, прикоснуться к самому колесу - это больше, чем мы имели право ожидать.
– Мы ничему не научились, - сказал Кану, охваченный внезапным фаталистическим унынием.
– Колесо по-прежнему остается закрытой книгой. Просто потому, что мы в нем участвуем, это не значит, что оно внезапно раскрыло свои секреты.
– Канавки - это форма грамматики Мандалы, - сказал Свифт.
– Мне не обязательно это понимать, чтобы распознать. Хотя какая-то часть смысла довольно застенчиво продолжает напрашиваться мне на ум, я не могу полностью сфокусироваться на нем. У вас такое же чувство сверхъестественного?
– Кое-что дошло до нас, - сказала Нисса.
– Кое-какие знания, кое-какая информация, когда мы почувствовали Ужас. Именно так, как сказала нам Чику.
– Секреты и неуловимое.
– Свифт водрузил пенсне обратно на переносицу.
– Я скорее сочувствую Гектору. Как вы думаете, с ним все будет в порядке?
Гектор скрутился в комок в глубине борозды. Тантор ничего не сказал после гибели Дакоты, и они были осторожны, чтобы не давить на него. Кану решил, что это не обязательно была какая-то ошибка его костюма, но ужасную тяжесть потери никто из них даже представить себе не мог. Она была больше, чем матриархом для Восставших. Она была острием нового порядка бытия - авангардом многообещающего и могущественного.
– Мы все умрем, Свифт, - сказал Кану, позволив толике своего гнева прорваться наружу.
– Ни с кем из нас не будет "все в порядке". И то, что ты в наших головах, этого не изменит.
– Ты разумное животное, Кану, - дружелюбно сказал Свифт.
– Ты бы не поставил нас в такое положение, если бы не думал, что есть какая-то надежда на выживание. Ты прекрасно знаешь, что колесо вращается, и что это поднимет нас еще выше.
– В наших скафандрах осталось недостаточно энергии. Вопрос только в том, что убьет нас первым - холод или разреженный воздух.
– Или, как сказала Нисса, ты можешь выбрать место высадки. Но ты этого не сделаешь. Ни у кого из вас не хватит духу бросить Гектора. Чему я рад.
– Рад?
– спросил Кану.
Свифт кивнул на небо за канавкой, где яркая движущаяся искра пересекала темнеющий зенит.
– Это, если я не очень сильно ошибаюсь, сигнатура Чибеса.
Что-то затрещало в канале его шлема.
– Кану Экинья, - сказал он.
Еще один треск, тишина, затем прерывистый, нервный голос - как будто она даже не смела надеяться, что получит ответ, и была не совсем готова доверять тому, что говорили ей ее уши.