Прочь из чёрной дыры

Лукас Ольга

Второй урок у нас — география, и меня привычно потряхивает, потому что в любой непонятной ситуации Робинзоновна тиранит меня. Третий — английский. Тут уже Ли не до наблюдений за мной — надо держать в голове все неправильные глаголы, не позволять им разбежаться.

Но после английского, когда все худшие уроки недели позади, мне уже некуда отступать.

— Ты извини, но сегодня я опять не пойду с тобой на движ, — вдруг говорит Ли. — Я честно собиралась. Но семья есть семья.

Оказалось, что старший брат Ли перед Новым годом выиграл месячный абонемент на двоих в испанский языковой клуб. Хотел со своей девушкой ходить, чтоб

когда-нибудь потом в отпуске понимать, что написано в меню и на указателях. Но им то лень, то другие планы. Абонемент сгорит в конце этой недели, если не начать им пользоваться. Брат объявил, что надо идти, и точка. Девушка отказалась. Он позвонил в клуб, попросил, чтобы его записали одного, но на два месяца. А одного его записать не смогли даже на месяц — абонемент на двоих никак нельзя поменять на сольный. Брат примчался вчера жаловаться маме на свою негодную девушку, предательницу такую, а мама ему сказала: «То, что вы пара, не значит, что вы всё должны делать вместе и одинаково». Брат совсем рассердился, заявил, что в этой семье его никто не любит и не понимает. Эльвира со своего дивана возразила, что место занято, самая нелюбимая в этой семье — она. Вообще-то она так пошутила, но родители Ли, её брат, мамина подруга, которая забежала на чашку кофе, сама Ли — кинулись уверять Эльвиру в том, что они её очень любят. А потом все сели ужинать, и брат был такой несчастный, что Ли, так и быть, пообещала сходить на первое занятие с ним.

Вот это поворот! Ли, которая с английским не может справиться, собирается учить с нуля ещё один иностранный язык!

— Брат говорит, это должно помочь. Когда начинаешь учить новый язык, вообще ничего в нём не понимаешь. И сравниваешь сразу со своим английским, на котором ты худо-бедно можешь сказать пару фраз. И тогда случается прорыв! Ты сразу так гордишься своими английскими достижениями, что перестаёшь бояться и говоришь всё лучше и лучше… Ну ладно, хорошо, не могла я бросить брата, он так расстроился! Похожу этот месяц, а там пусть он сам.

Иногда мне кажется, что все близкие люди живут у Ли в голове и приказывают, что ей делать, пытаясь перекричать друг друга. Вчера её брату удалось перекричать всех, он победил. Но чего хочет сама Ли? Из-за этих криков ей не слышно саму себя.

Тем временем в моей собственной голове радостно пританцовывает мелкая эгоистичная Вика. Отлично, Ли сегодня занята. Значит, можно про Федю ей вообще не рассказывать. Мало ли, вдруг мне всё показалось, и у нас с ним нет ничего общего, кроме музыкальных вкусов?

После уроков мы с Ли выходим из школы вместе — как обычно. Но потом она отправляется домой, ждать брата, а я иду на детскую площадку за школой.

Вчера вечером была оттепель, ночью ударил мороз, днём прошёл снег. Я осторожно двигаюсь по дорожке, чтоб не поскользнуться. Федя с сумкой на боку стоит ко мне спиной возле ёлочки на другом конце площадки.

— Привет, — говорю я.

Он оборачивается не сразу. Увидев меня, вытаскивает наушники, отключает музыку и говорит:

— Привет!

— Что слушаешь? — спрашиваю я.

— А просто всё подряд из твоего плейлиста, — отвечает он. — Неплохая подборка. Я тебе пришлю ссылку на одну группу, она должна тебе понравиться.

— Давай. Я тоже кое-что тебе скину, — говорю я.

Мы выходим на посыпанную песком дорожку. Федя осторожно вытаскивает Друга из сумки, прицепляет поводок к его ошейнику и выпускает собачку побегать.

—

Хочешь вести его сама? — спрашивает он у меня.

— Не знаю. Он собака вообще-то. А я их боюсь.

— Ладно. Хотя Другу можно доверять. Он умный и не подлый. Собаки — как люди, очень разные. Бывают умные и глупые. Бывают такие, которым надо доказать, что они самые главные. Бывают ужасно хитрые. Бывают злые. Бывают странные. Некоторые нормальные, их просто надо больше любить и лучше воспитывать. Мы с Другом ходили к собачьему психологу и видели всяких. А держаться подальше надо от странных и злых. Ну, и ещё от тех, у которых хозяева с кукухой не дружат.

Легко ему говорить! Чтобы понять, какая на горизонте появилась собака — злая, умная или странная, — надо не бояться собак. Спокойно присматриваться и размышлять. У меня же табло с надписью «Опасность!» загорается в голове при встрече с любой собакой.

Но вот — Друг, собака. Он бежит рядом, в паре десятков сантиметров от моей ноги. Стоит мне только попросить, Федя посадит его в переноску, чтоб я не нервничала. Но я — не нервничаю!

— Я тоже хочу уметь разбираться в собаках, — говорю я.

— Не проблема. Друг научит, — отвечает Федя. — Хочешь его погладить? Только дай ему сначала руку понюхать, и не бойся, он без разрешения даже не лизнёт. Вы уже достаточно знакомы, он не испугается.

«Он не испугается». А я?…

Присаживаюсь на корточки рядом со шпицем. Он не бежит ко мне, смирно стоит, где стоял. Осторожно протягиваю руку для обнюхивания. Вспоминаю, как боялась подступиться к цирковому пуделю. Но мы с Другом оба — покусанные. Я глажу маленького пёсика, как кошку. А потом храбро беру в руки поводок.

Друг бежит впереди, катится, словно большой чёрный шерстяной клубок, а мы идём за ним. Как сказочные герои, которые выбираются из страшного сказочного леса в обычный мир. Я даже забываю о списке опасных улиц и дворов, которые надо обходить. Нас ведёт Друг. У Друга — нюх. Он не подкачает! Мы сворачиваем на аллею — улицу, с двух сторон обсаженную деревьями.

И тут — словно кто-то распарывает защитный кокон, образовавшийся вокруг нас. Сначала я слышу отрывистый лай, а мгновением позже замечаю бегущую издалека овчарку. Ту самую, которая держит в страхе весь двор. За собакой, поскальзываясь на льду, гонится её хозяйка.

— Стоять, сволочь! Место! Фу! — орёт она.

Федя забирает у меня поводок, подхватывает Друга на руки и тихим голосом отдаёт команду:

— Не поворачивайся к ней спиной. Медленно отступаем. Ме-длен-но.

Делаю шаг назад. Я спокойна, я никого не притягиваю своим страхом. Собака всё ближе. Да не спокойна я ни разу!

Стук сердца в ушах, задержка дыхания, и опять я в том лесу.

Сколько же можно!

Начало августа. Тропинка. Мох. Рядом идёт отец. «Привет, давно не виделись. Извини, но мама так и не решила, что с тобой делать», — думаю я.

Чувствую себя могущественной: я знаю, что мы с мамой знаем, что он трус и предатель, а он даже не в курсе, что очень скоро струсит и предаст.

Мы как постаревшие артисты, которые разыгрывают всё тот же детский спектакль. Сколько раз мне ещё придётся вот так, посреди своей новой, сегодняшней жизни, проваливаться в эту чёрную дыру?

Что я должна сделать, чтобы это прекратить? Совершить двенадцать подвигов Геракла и голыми руками остановить невоспитанную овчарку?

Выполняю привычный ритуал — поднять, шагнуть, прыгнуть.