Продай свой текст. Почему одного лишь #таланта_недостаточно
Шрифт:
Начало века было своеобразным Клондайком. И только сейчас мы понимаем, что многие из авторов, состоявшихся тогда, сегодня ни за что бы не пробились. Потому что читатели наелись, потребность была удовлетворена, а стилевые и качественные ожидания стали намного выше. Да и переводная литература стала доступна в гораздо большем объеме. У самих читателей требования к текстам стали гораздо более высокими – люди начинают сравнивать, понимают, где недотягивают авторы. Сегодня этим требованиям мало кто соответствует.
А еще жизненно важно для себя раз и навсегда уяснить – как только автор начинает считать себя непогрешимым и лишается сомнений, он исписывается.
Самый строгий суд должен быть свой собственный. По-настоящему творческие и умные люди – это сомневающиеся люди. Как только у автора исчезают сомнения, он теряет свой талант. Важно понять, что сомнения питают талант. Вспомните слова Евгения Евтушенко: «Талантлив, кто не трусит ужасаться мучительной бездарности своей». И я видела, как закатываются таланты – как только утрачивается чувство сомнения. Исчезает искра божья в тексте, происходит шаблонизация
Самый строгий суд должен быть свой собственный. По-настоящему творческие и умные люди – это сомневающиеся люди. Как только у автора исчезают сомнения, он теряет свой талант. Важно понять, что сомнения питают талант. Вспомните слова Евгения Евтушенко: «Талантлив, кто не трусит ужасаться мучительной бездарности своей». И я видела, как закатываются таланты – как только утрачивается чувство сомнения. Исчезает искра божья в тексте, происходит шаблонизация сюжета, утрачиваются новации, которые были в самом начале… А потом смотришь – а писателя уже нет. И никто о нем не помнит. А как хорошо начинал!
Мне довелось работать с замечательными писателями, например, с Виктором Олеговичем Пелевиным. Это человек удивительной глубины, которому важно, как я отреагирую. Потому что он сомневается. Казалось бы, такая величина, Пелевин, – и сомневается! Мне повезло работать с Владимиром Войновичем, и он тоже сомневается в себе. Но при этом то, что делают и тот, и другой, по-настоящему замечательно. Я работаю и с Диной Рубиной, и с Ириной Муравьевой, вижу, как эти талантливейшие люди работают над своим словом. Как они не спят ночами, думая о том, отзовется ли книга, правильно ли они сделали, не ошиблись ли где-нибудь интонационно или словесно. Как они, уже отправив книгу в типографию, пишут: «Надо во что бы то ни стало заменить вот это слово!» Как они перепроверяют сами себя… И эти сомневающиеся люди – талантливые, прекрасные авторы.
Издательство должно выпускать книги о том, как писать книги.
Конечно, я не знаю ни одного случая, когда человек, желающий писать, пользовался бы тем или иным пособием и написал бестселлер, хотя книг таких написано очень много. Я вспоминаю, как один очень уважаемый мной литературный агент Натан Яковлевич Заблоцкис принес мне переводную книгу «Как написать бестселлер». Эту книгу прочитали все: и писатели, и редакторы. И да, те, кто уже написал бестселлер, в подобного рода советах давно не нуждались. Но они сами были готовы подписаться под каждым словом этого автора! Впрочем, и те, кто еще ни разу не писал бестселлеры, вряд ли их напишут, пользуясь одной лишь этой книги. Есть еще вещи, внеположные человеку, литературная судьба…
Но ведь и книга не ставит перед собой задачу, чтобы каждый, кто ее прочитал, сразу же, в тот же месяц, написал бестселлер. Каждый, кто ее прочтет, должен попробовать написать – а это намного важнее.
Статья 2 (Илья Данишевский)
Следующая статья, несмотря на академический стиль написания, содержит в себе немало практических сведений. Ее автор – Илья Данишевский. Это человек, который обладает одним очень важным качеством для издателя – визионерством. То есть он может спрогнозировать, в какую сторону будет развиваться литература в нашей стране в будущем. От этого текст материала «В поисках современности» становится еще более ценным.
«В поисках современности»
Илья Данишевский – руководитель «проекта Ангедония» (издательство «АСТ»), куратор отдела литературы Snob.ru
1. Между границ
В целом можно считать, что литература – это любая форма текста (или текста + дополнительных элементов, например аудио- или видеовкраплений), интерпретированная автором как литература (речь здесь и далее скорее не о жанровом/коммерческом сегменте). Ровно так же, как граница между прозой и стихом является сегодня почти прозрачной, граница между хорошо сделанным текстом и плохо сделанным – эфемерна, к тому же «хорошо сделанный» едва ли является комплиментом в реальности, где нейронные сети очень скоро по заданным лекалам научатся сплетать идеальные жанровые тексты и выверенность стиля или нарративная тщательность исчерпают свою ценность. Программа, впитавшая в себя всю глубину словаря синонимов и весь массив написанных текстов, будет на конвейере производить книги, мастерство которых останется для человеческой руки недосягаемым. Подражая этой машине будущего, сегодня огромное количество авторов ткут свои истории из фрагментов прочитанных ими историй и той речью, которая произвела на них наибольшее впечатление; интерес к поэту, воспроизводящему свои (конечно, такие же, как у всех остальных) чувства языком, заимствованным из важных для него стихотворений, примерно такой же, как к дублирующему эти действия автомату, ритмично воспроизводящему словесное волокно на заданную тему.
Что же является литературой? Вероятно, то, что названо литературной институцией, вкладывающей собственный социальный капитал в именование того или иного существующего текста, отделяющего свою репутацию в пользу этого текста издательства, издающего книги под своим логотипом (издание, конечно, перестало играть какую-то роль в донесении текста до читателей, никакой печатный станок и никакая система дистрибуции не могут конкурировать со свободным от ограничений полем Интернета; единственная задача, актуально решаемая печатной книгой, – это вопрос социального капитала, а значит, формулироваться он должен не «как издать свою книгу?», а «где издать свою книгу и почему именно здесь?»), критика и так далее. Необходимость в медиуме
1
При этом на Ridero появился персональный импринт Романа Сенчина, который на базу электронного книгоиздания вновь прививает институт кураторства. К моменту выхода данной книги Ridero анонсировало еще несколько импринтов.
Очевидно, что литература (как и все остальное) напрямую касается политики. Желание того или иного текста отклониться от нее – также является политическим; любовный роман чаще прочего транслирует консервативные и сексистские взгляды, а капиталистический аппарат вынужден потакать взглядам своего потребителя, то есть в том числе множить консервативные и сексистские высказывания.
2. Неуловимая современность
Одним из краеугольных камней литературного процесса который год оказывается поиск современности/релевантности времени в самом размытом значении слова. Именно этот запрос может скрываться под отвоевавшим свою нишу нон-фикшеном, который наконец перестал восприниматься как бы не совсем литературой (литературой с натяжкой, не до конца, для тех, кому «не удалось» справиться с художественным материалом): Светлана Алексиевич получает Нобелевскую премию за литературу, за – условно упрощая – вербатим, а в России расцветает любовь к Зебальду, чей текст отказывает себе в маркировке «фикшен» и рассматривает частное полотно памяти и частные координаты вполне себе как исключительный документ эпохи. [Коммерческие] издательские системы объясняют «современность» через умение автора четко попадать в узкую сетку читательского ожидания, выживание в конкуренции за его внимание не только с другими авторами, но скорее с самим духом времени (социальными сетями и информационным потоком) или же грамотное использование возможностей социальных сетей и информационного потока – способность громко сообщать о существовании текста как характеристика более важная, чем характеристики самого текста. Похожий – в других формулировках – поиск можно видеть в дискуссиях вокруг крупных премий: от литературы раз за разом требуют реагировать на современность и дешифровать ее смыслы – тем самым на нее накладываются жанровые, стилистические ограничения, раз за разом пытаясь отыскать роман, способный вместить в себя реальность и отрефлексировать ее «навылет». Здесь происходит закрепощение, удержание консервативных представлений о тексте, как о некоем документе, написанном специально подобранными маркерами, сумма которых предлагает давно отработанную стратегию чтения: большой роман, полифоническая структура, «имперский» размах – но, может быть, в силу противоречия подобных маркеров самому духу времени поиск каждый раз оказывается незавершенным. Это могло бы показаться даже ироничным, если бы это не накладывало на (в том числе) начинающих авторов определенных «обязательств», регламентируя стратегию их письма, адаптируя ее к конкретной стратегии чтения и требуя от них или преодоления инерции, или вмонтирования себя в существующую структуру – то есть в любом случае позиционируя себя так или иначе вокруг сложившегося порядка вещей.
Есть какая-то проблема с самой реальностью за нашими окнами. Кажется, не существует никакого адекватного языка и никакого готового решения, к которому можно прибегнуть, для того чтобы смонтировать адекватный этой реальности текст. Современная Россия – или современная Россия в отражении медиа – является неким черно-белым монументом, серьезный разговор о котором практически невозможен. С одной стороны, сегодня (и это хорошо) нельзя представить такую книгу, которая читается повсеместно, чья ткань разрывается на цитаты и впитывается в базовый культурный код (возможно, последней такой книгой является «День опричника», но даже здесь не до конца и абсолютно не повсеместно, хотя описание России через Сорокина давно стало общим местом), с другой стороны, невозможно на полном серьезе, используя традиционную романную форму и обращаясь к (размытому) широкому кругу читателей, рассказать ни об одном крупном историко-политическом событии новейшей истории, не превратив нарратив в пропагандистское полотно. Современная (официальная) культура не имеет языка, чтобы говорить про Курск, Беслан, Болотную, Крым и даже вооруженный конфликт на востоке Украины, между тем дух современности так или иначе напрямую касается этих вопросов, общая политизация пространства достигла такой планки, что, по идее, даже любовный роман сегодня должен писаться с включением сцены расставания из-за «крымского вопроса», а в детективе убийца скорее становится убийцей из-за разницы политических взглядов, а не из жажды наживы.