Пророчество о сёстрах
Шрифт:
Он краснеет. Хотя чего ему-то смущаться, ведь нарушает все мыслимые приличия не он, а моя сестра.
Прежде чем заговорить, я чуть выжидаю, чтобы голос мой звучал ровно.
— Вполне понятно. Не сомневаюсь, отец был бы доволен таким усердием. — Натянув на лицо вымученную улыбку, поворачиваюсь к сестре. — И в самом деле, Элис. Джеймс совершенно прав. Если тебя интересуют книги, ты только спроси. С превеликой охотой помогу тебе подобрать что-нибудь подходящее.
Я нарочно обхожу молчанием поведение Элис: не хочу доставлять ей радости видеть мою неуверенность и мнительность.
Элис
— Да, пожалуй, я так и поступлю. Но мне все же будет легче на душе знать, что Джеймс мне тоже всегда поможет, если вдруг… если вдруг тебя почему-то не окажется рядом.
— Не волнуйся, — твердо заверяю я ее. — Я окажусь.
Мы стоим друг напротив друга, разделенные лишь креслом-качалкой. На миг настает неловкая тишина. Я вижу Джеймса только сбоку и рада, что он тоже молчит.
Наконец Элис улыбается мне слабой, напряженной улыбкой.
— Ну ладно, у меня еще есть дела. Всего хорошего вам обоим, — добавляет она, многозначительно поглядев через мое плечо на Джеймса. — До скорой встречи.
Я гляжу ей вслед, но ничего не говорю Джеймсу об этой размолвке. Наверное, надо бы извиниться за странное поведение Элис, но голова моя полна вопросов, ответы на которые, кажется, я даже не хочу знать.
5
На следующее утро сестра молчит всю дорогу в город. Я не спрашиваю, отчего, хотя вообще-то Элис редко бывает такой притихшей. На сей раз ее молчание — отражение моего собственного. Краешком глаза я кошусь на Элис и вижу очертания подбородка и локоны, задорно прыгающие у нее на затылке, когда она наклоняется к окошку экипажа.
Экипаж, дребезжа, останавливается, и Элис садится прямо, разглаживает юбку на коленях и глядит на меня.
— Лия, а тебе обязательно выглядеть такой разнесчастной? Ну разве не славно сбежать из сумерек Берчвуда? Небо свидетель, этот огромный унылый дом все равно будет нас ждать в конце дня, никуда не денется!
Она произносит эту тираду добродушно и даже весело, но я чувствую напряжение в ее голосе, читаю его на озабоченном личике сестры. Сейчас предо мной — театральная версия Элис, тщательно репетирующая строки своей роли.
Эдмунд распахивает передо мной дверцу экипажа. Я улыбаюсь ему.
— Прошу вас, мисс.
— Спасибо, Эдмунд.
Я вылезаю и жду на тротуаре Элис. Она выпархивает наружу, как обычно, не удостоив Эдмунда и словом благодарности.
Перед тем как уезжать, Эдмунд поворачивается ко мне.
— Я вернусь вечером, мисс.
Он редко улыбается, но сейчас улыбнулся, так слабо, что я сомневаюсь, заметил ли этот проблеск улыбки кто-нибудь кроме меня.
— Да, конечно. Всего хорошего, Эдмунд. — Я спешу догнать Элис, уже направляющуюся к ступеням крыльца перед Вайклиффом. — Элис, ты не могла бы проявить хоть немного вежливости?
Она разворачивается ко мне и с беззаботной улыбкой бросает:
— И с какой бы стати? Эдмунд работает на Милторпов уже многие годы. Думаешь, простое «спасибо» или «пожалуйста» сделает его обязанности хоть чем-то легче?
— Вероятно,
Старый спор. Все знают, как плохо обращается Элис с прислугой Берчвуд-Манора. Хуже того, подчас ее грубость распространяется даже на членов семьи, особенно на тетю Вирджинию. Мамина сестра не жалуется вслух, но я вижу, какое недовольство и осуждение проскальзывают на ее лице, когда Элис цедит ей что-нибудь сквозь зубы, точно разговаривает с высокооплачиваемой нянькой.
Элис раздраженно вздыхает, хватает меня за руку и тянет вверх по ступеням к двери Вайклиффа.
— Ох, да ради бога, Лия, поторапливайся! Идем же! Мы из-за тебя опоздаем.
Пока я, спотыкаясь, влачусь за сестрой по лестнице, взгляд мой скользит по книжной лавке Дугласов, втиснутой на первом этаже под школой. Джеймс на три года старше меня, он уже закончил формальное образование. Я знаю — сейчас он где-нибудь в лавке, работает. Хочется открыть дверь и окликнуть его, но у меня нет ни секунды. Элис втаскивает меня в вестибюль Вайклиффа, закрывает за собой дверь и трет обтянутые перчатками руки друг о друга, чтобы согреться.
— Силы небесные, как похолодало-то! — Она развязывает плащ, смотрит на мои неподвижные пальцы. — Лия, живей! Ну что ты так копаешься? Поторапливайся.
Не могу придумать места, где бы мне хотелось быть меньше, чем в Вайклиффе. Но Эдмунд уже уехал, так что я заставляю руки двигаться и вешаю свой плащ у двери. Миссис Томасон спешит к нам из глубины помещения. Вид у нее одновременно и раздосадованный, и взволнованный.
— Мисс, вы опоздали на утреннюю молитву! Давайте, если поспешите, как раз сумеете проскользнуть без особого шума. — Она легонько подталкивает меня в сторону столовой, как будто меня надо понукать больше, чем Элис. — И мне так жаль слышать о вашей потере. Мистер Милторп был замечательным человеком.
Я неохотно направляюсь к столовой вслед за Элис. Сестра шагает так целеустремленно и быстро, что мне приходится чуть не бежать, чтобы не отстать от нее. Из-за двери доносятся голоса других девочек, слитые в один, чуточку зловещий хор. Они нараспев декламируют утреннюю молитву. Элис толкает тяжелую створку и стремительно входит внутрь. Она даже не пытается двигаться тихо, не привлекая к себе внимания, и мне не остается иного выбора, кроме как скромно трусить следом, гадая, как это ей удается держать голову так высоко, а спину так прямо, когда она устраивает из нашего появления дешевый спектакль.
При появлении Элис голос мисс Грей обрывается. Девочки начинают оборачиваться и поглядывать на нас из-под полуприкрытых век. Мы с Элис проскальзываем на наши места за столом, бормочем окончание молитвы вместе со всеми остальными. Когда произнесено завершающее «Аминь», тридцать пар глаз впиваются в нас уже почти открыто. Иные глазеют украдкой, но другие, такие как Виктория Алькотт и Мэй Смитфильд, даже не стараются замаскировать любопытство.
— Элис, Амалия. Как приятно снова видеть вас с нами. Не сомневаюсь, что, заверяя вас, как глубоко мы скорбим о вашей потере, я говорю не только от себя лично, но и от лица всех обитателей Вайклиффа.