Просто солги
Шрифт:
Затем Лее все же удается поймать нужную волну, и она крутит динамик на максимальную громкость. Знает, что мне тоже хочется послушать.
"…а теперь перейдем к главным новостям прошедшей зимы. За последние два месяца в Нью-Йорке участилась смертность среди наркозависимых людей. Их всех находят в собственных квартирах. Причиной все врачи единогласно объявляют остановку сердца. Следов насильственной смерти на телах обнаружено не было. Существует предположение, что в Нью-Йорке распространяется очередной очень сильный вид наркотических веществ. Также местные СМИ уже…"
Но
Как это клево звучит, не правда ли?..
Лея резко вырубает звук, и я тоже понимаю, что ее тоже все это уже достало.
Затем она, не говоря ни слова, резко перелезает через окно и садится рядом со мной на карниз. На моей памяти мне еще никогда не удавалось ее разболтать, но тут она начала разговор сама:
— Меня Главный на уик-энд отпускает домой, — разом выплевывает она, и я слышу, как резко бьется ее сердце. Такое чувство, будто она только и ждет моего одобрения.
Я чувствую, как мои губы расползаются в глупой улыбке, чувствую, что просто должна сейчас обнять эту девушку, которая, как и я, только кажется сильной.
Лея плачет. И я, чувствую, что, наверное, тоже.
11. "Он почти такой, каким я его себе представляла, — только вот ухмылка опаснее"
Я смотрю ему прямо в лицо и придирчиво изучаю. Он думает, что я его не вижу, смотрю не на него — в пустоту. Думает обо мне вообще черт знает что — у него на лице написано.
Я встречаюсь с его взглядом, и на мгновение в его прищуренных зрачках даже проскальзывает удивление. Но я не могу отвести от него взгляда, иначе он поймет весь мой блеф. Иначе придется раскрыть все карты.
Он почти такой, каким я его себе представляла, — только вот скулы шире и ухмылка опаснее. Похожа на хищную.
— Джо?.. — спрашиваю я.
Он молчит, и теперь я, кажется, знаю, почему.
…
Мне теперь сложнее стрелять, сложнее убивать, сложнее слушать, сложнее чувствовать. Обо всем этом как-то забываешь, когда можешь видеть.
Все это теряет значение, когда можешь смотреть на себя в длинное зеркало на стене (раньше я могла только слышать, как Лея перед ним вертится). Я не особенная, но и не простая. Просто незнакомая. У меня выцветшие рыжеватые волосы, темно-синие глаза, которые, кажется, что задернуты матовой туманной пленкой. Четкие скулы — я бы даже сказала, острые, — всклокоченные космы и тонкие прямые губы, криво намазанные алой помадой. На какой-то момент я думаю, что тоже похожа на одну из этих проституток, но вовремя вспоминаю, что я, собственно, с ними и живу.
Изображение перед глазами мутное, но все же мне хочется верить, что вскоре все станет еще четче. Вскоре мир станет реальнее, материальнее, ощутимее.
Старый темно-синий жакет изрядно потрепан, на нем пятна через дюйм, а еще у него на самом деле оторвана одна пуговица. А лента
Часы бьют двенадцать, и на этот раз я точно могу определить, что на улице полдень. А еще я понимаю, что вот-вот начнет сходить снег.
Громкий, отзывающийся в сердце гонг часов по-настоящему застает меня врасплох, и я боюсь, будто бы деревянная кукушка расскажет Джо мой маленький секрет.
Уже по-привычке выползаю на карниз. Он, оказывается, далеко не устойчивый, и если зазеваться, то легко можно полететь вниз со второго этажа. И теперь я чувствую эту обыкновенную человеческую боязнь. Боязнь высоты.
Фак.
Закрываю глаза, чтобы успокоить сбившееся дыхание и медленно и равномерно вдыхаю морозный воздух. Вместе с чистым Нью-Йоркским кислородом ко мне в легкие попадает противный смог, приправленный доброй порцией сигаретного дыма. Я все равно все это чувствую слишком четко.
Но на данный момент эта адская смесь — мой единственный настоящий глоток свободы. Как будто я только научилась дышать и впервые увидела солнце.
Вновь открываю глаза и принимаюсь рассматривать снующих внизу прохожих. Они на меня тоже смотрят с удивлением, непониманием, но не так, как смотрели бы — изучали — если бы были полностью уверены, что я не вижу их. В каждом плохо различимом лице я вижу правильные черты Кима, ищу похожие на меня глаза, но вовремя вспоминаю, что даже не знаю толком, как он на самом деле выглядит.
А еще теперь я могу увидеть, что у дома синие стекла.
"Дом с синими стеклами", — усмехаюсь я про себя.
В комнате же непривычно тихо: я не слышу доносящегося оттуда знакомого звяканья. Но с другой стороны — это даже хорошо, что Лею отпустили на уик-энд. Она бы не поняла, каково это — снова видеть то, что твоя память уже мысленно похоронила, каково это — вновь увидеть в зеркале свое отражение.
Я кидаю в помещение небрежный взгляд и многое начинаю понимать. Понимаю, что кровать-диван-кушетка на самом деле и есть небольшой диван — просто очень узкий. Понимаю, чем это Лея все время постоянно звякала: на прикроватной тумбочке она оставила спицы и моток пряжи. Думаю о том, чтобы попросить ее научить и меня тоже, но снова невовремя вспоминаю, что Лея еще не знает мой секрет. И никто не должен узнать. Даже Ким.
Я гадаю, какой Ким на самом деле. Представляю его каштановые смешные кудряшки и серьезный взгляд глаз, как сказал Шон, похожих на мои.
Звонит телефон, и я снова вздрагиваю, точно преступник, которого застали на месте преступления. Да так, в сущности, оно и есть.
Не знаю, нажимаю ли я "принять вызов" на ощупь, по памяти или благодаря тому, что вижу зеленую кнопку. Я не знаю, но это уже не имеет значения.
— Да.
— Кесси, есть работа, — декламирует он своим неизменным голосом. Голосом плохих парней.