Псы Вавилона
Шрифт:
– Так-то оно так, но, когда этот промышленный потенциал достигается за счет рабского труда, он приводит либо к милитаризации государства, либо к социальному взрыву.
– Есть еще и третий путь. Растет промышленное производство, а вместе с ним и благосостояние народа, прессинг государства постепенно смягчается. На смену силовым методам приходит справедливый закон…
– И устанавливается демократия?
– Именно.
– А правящая верхушка добровольно передает власть законно избранному правительству?
– Само собой разумеется.
Человек
– Конечно, возможно и такое развитие действия, только оно кажется невероятным. Хотя чего на свете не бывает. Но пока что в основе происходящего заложен миф. Точно так же, как в Вавилоне. Даешь башню! – Человек с саквояжем тихо засмеялся. – Из моих слов может возникнуть впечатление, что я – противник власти. Отнюдь нет.
– Вы просто наблюдатель? – предположил Джоник.
– Это несколько ближе, но тоже не совсем точно. К любой власти я отношусь вполне лояльно, поскольку считаю: всякая власть от бога.
– Похоже, темните.
– Под богом я подразумеваю нечто неподвластное человеческому разумению и вмешательству.
Тут уж засмеялся Джоник.
– Разве смена власти не дело рук человеческих?
– Не думаю, что это так. Вернее, конечно, это результат человеческой деятельности, но до определенного момента.
– Какого, например?
– Скажем так – критического.
– Но что определяет этот момент?
– А что определяет смену времен года?
– Высота солнца относительно горизонта.
– То есть смена времен года от человеческой деятельности не зависит?
– Ну, естественно.
– Тогда почему вы считаете, что смена экономических формаций зависит от общества?
– Доказано давным-давно.
– Кем же?
– Марксом, например.
– А почему вы уверены, что данный господин не ошибался? Ведь можно привести множество теорий, которые опирались не на экономику, а, например, на божественное провидение.
– Это идеализм.
– А почему вы считаете, что только материалистические теории – истина в последней инстанции?
Джоник хмыкнул:
– Разговор зашел в тупик. Вы будете отстаивать свою точку зрения, я свою.
– Вы ошибаетесь. Я достаточно терпим к чужому мнению и не люблю спорить ради самого процесса спора. К тому же я считаю, что при многих минусах у нынешней формы правления имеется один неоспоримый плюс, который перекрывает все издержки. К власти пришли массы. Если до сих пор миром правила относительно небольшая социальная группа, то нынче, в результате невиданной доселе войны и революций, у руля государства становятся самые обычные люди. Они не аристократы, не представители крупной буржуазии. Они – порождение масс и отвечают запросам этих масс. За примерами далеко ходить не нужно: Муссолини, Гитлер… наш вождь. Естественно, коли государство не имеет демократических традиций, устанавливается диктатура.
– Вы противоречите самому себе, – возразил Джоник. – Только что вы уверяли меня – всякая власть от бога и деятельность отдельной
– Видимо, вы просто меня не так поняли. Я не отрицаю историческую роль масс или, допустим, конкретной личности. Но человек всего-навсего орудие в руках высшей силы, пути которой неисповедимы, а помыслы неведомы.
– Отсюда вытекает: на все воля божья. Как господь управит, так и будет. Тогда при чем тут массы?
– Немного не так. Высшая сила, в моем понимании, отнюдь не некое сверхъестественное существо, раз и навсегда установившее определенные общественные законы и общественную мораль. Высшая сила является порождением тех же масс, их привычек, надежд, радостей и страданий, мечтаний, снов, страхов… Перечень этот можно продолжать довольно долго.
– Значит, каждый человек сам создает себе бога?
– Не отдельная личность, а все человечество. И не только ныне живущие, но и все те, кто был задолго до нас, начиная с Адама.
– Нечто вроде платоновской «мировой души»?
– Близко, но не совсем. По Платону, «мировая душа» нечто неизменное, данное свыше, а отнюдь не порождение бытия. На мой же взгляд, именно общественное бытие формирует некую сущность, назовем ее сверхидеей, в свою очередь, управляющую бытием. В результате совокупность содержимого, наполняющего сверхидею, непрерывно меняется, а в результате меняются и общественные стереотипы, в первую очередь мораль. Изменение же морали – определяющий фактор исторического процесса.
– Над вашими словами очень интересно подумать на досуге, – заметил Джоник.
– Подумайте, подумайте…
Разговор как-то сам собой скатился на малозначительные темы, потом и вовсе затих. Джоник задремал, а очнувшись, обнаружил, что за окном вагона давно рассвело и поезд приближается к Соцгороду. Человек с саквояжем тоже дремал, откинувшись на жесткую деревянную спинку скамьи. Джоник повернулся и стал внимательно разглядывать попутчика. Тот скорее походил на крестьянина, чем на интеллигента. Широкое, курносое, украшенное седой бородой лицо. Простая одежда. Кто он? И зачем едет в Соцгород? Вряд ли слова о дружеском визите соответствуют истине. Как бы там ни было, собеседник он интересный, да и личность, судя по всему, занимательная.
Однако скоро поезд приблизился к вокзальному перрону, в вагоне началась суета, и ночные собеседники, разъединенные мечущимися пассажирами, лишь коротко попрощались. И вот теперь из разговора с Тимошкой выясняется род занятий загадочного человека с саквояжем. «Приехал изничтожать кровососов», – малопонятно выразился Тимошка. Тем более необходимо с ним повидаться, расспросить о происходящем. Для книги это пригодится.
– Может, пойдем? – обратился он к Тимошке.
Паренек критически оглядел пирующих. Взор его остановился на культорге, лицо презрительно скривилось.