Публичное одиночество
Шрифт:
(1984)
Вопрос: Можете ли Вы объективно оценить картину «Без свидетелей»?
Когда делаешь картину честно, то есть шанс, что в каждом зале найдется человек, который переживает примерно то же, что и ты. Или вы погружаетесь вместе с нами в атмосферу, или нет. Здесь действует мудрый закон: насильно мил не будешь.
В этой картине мы попытались отказаться от привычных, точнее, общепринятых способов «увеселения уважаемой публики». Избавиться от всего, за чем можно припрятать свою актерскую несостоятельность (но за нее тоже отвечает режиссер, по крайней мере, в моем случае).
Режиссер – это человек, способный сжигать за собой все мосты. Сесть в один прекрасный день в лодку, снять с нее мотор, парус, выкинуть даже весла, захватив с собой лишь огрызок доски, и начать переправляться через Волгу, уповая не на попутный ветер, не на погоду, не на удачу, а на одно только свое умение.
Я такие задачи перед собой ставлю. Как бы громко это признание ни звучало.
Кроме того, мы сознательно уходили от всего такого, про что можно воскликнуть: как в кино! Очень жаль, но мы привыкли, что в кино все должно быть приятно, удобно, и вот, глядишь, героиня на экране просыпается утром, а прическа у нее будто только что из «Чародейки».
Персонажи картины «Без свидетелей» одеты не в то, что можно достать, а в то, что можно купить, и не в комиссионном, а в самом обычном магазине. И квартира обставлена вещами, приобретенными прямо у продавца, а не через черный ход. Ну и так далее…
Умышленна и театральность самой картинки экрана. Нельзя в наше время выдавать киномир за документ. Почти сто лет прошумело с тех пор, когда первые зрители нового искусства разбегались от идущего на них поезда. Теперь ведь все равно известно, что ни поезд, ни пуля с экрана не вылетят.
Сейчас я не пошел бы по иному пути. Наоборот, выкинул бы из фильма «Без свидетелей» все рудименты, все остатки развлекательности. Объективно же признаю: то, что в картине некоторым нравится, не перекрывает того, что некоторых раздражает.
Разбирая собственную работу с профессиональной точки зрения, вижу два своих промаха. Мне кажется, что пьесу мы несколько «перерепетировали» (так иногда бывает), в результате чего притупился слух к слову, ослабла борьба за качество текста.
В этой в целом сильной пьесе Софьи Прокофьевой есть обман, может быть, случайный. Острые сюжетные и психологические пробелы.
Обалдеваешь от неожиданности: смотри-ка, она так за сына борется, а он, оказывается, его, а не ее! И пропускаешь мимо ушей фальшивые ноты.
Но это все – не оправдание, лишь объяснение. В принципе под этой картиной своей подписи никогда не сниму. Для меня она по-своему важна. (II, 7)
«Очи черные» (1987)
(1987)
Интервьюер: Чем объяснить, что существуют трудности с показом вашего фильма «Очи черные» в Советском Союзе?
С болью в сердце отвечаю на ваш вопрос.
Фильм один раз был уже показан на Московском кинофестивале. Верю, что в скором будущем он пойдет на наших экранах.
Картина «Очи черные» – это итальянский фильм, который снимал приглашенный итальянской стороной советский кинорежиссер. Однако в работе участвовали знаменитые советские актеры, и многие съемки велись в нашей стране.
В свое время продюсер фильма Сильвио Д’Амичи предложил вместо оплаты валютой съемок в нашей стране отдать нам право на прокат картины в СССР. Наши организации отказались от этого предложения, мотивируя отказ тем, что необходима «живая» валюта. Теперь же, после успеха фильма на фестивалях,
(до 1993)
Мастроянни хотел делать Чехова – мы с Александром Адабашьяном решили сделать трансформацию: такой парафраз Чехова для Мастроянни.
И за основу решили взять «Даму с собачкой», но не делать героя русским, а сделать его итальянцем, который влюбляется в русскую на итальянском курорте. То есть это не экранизация Чехова, и в титрах записано также «по мотивам Чехова». Это самостоятельное произведение, но с чеховской атмосферой.
Сначала мы назвали его «Пароход "Улисс"», но потом заменили на «Очи черные»… (III, 6)
(1993)
Интервьюер: «Очи черные» – как возник этот фильм?
Происходила довольно странная ситуация: «Донского» мне делать не дали. Зимянин, тогдашний секретарь ЦК, объяснил, что еще, мол, рано. «Грибоедова» (мы им три года занимались) не дали снимать карабахские события.
Возникла пауза…
В восемьдесят шестом возник импульс, я совершенно неожиданно узнал, что Мастроянни хотел бы со мной работать. Это меня очень удивило, я совершенно не представлял, что он видел мои картины. Мы встретились в Париже и договорились, что будем что-то делать. Но несуразно было бы мне снимать картину о Франции или Италии… С другой стороны, снимать картину с Мастроянни, который играл бы русского, тоже не имело под собой твердой почвы. Поэтому мы с моим тогдашним соавтором Александром Адабашьяном решили сделать трансформацию: такой парафраз Чехова для Мастроянни…
Эта картина, к моему большому удивлению, имела огромный успех в мире. Она получила награду – «Пальмовую ветвь» – за лучшую мужскую роль. Хотя картина шла прямиком на главный приз. Тогда Элем Климов заявил: либо он останется в жюри, либо «Очи черные» не получат «Гран-при». Это мне сказал Ив Монтан, бывший в тот год председателем жюри Каннского кинофестиваля…
Картина имела номинацию на «Оскара». Что очень престижно, и была масса всяких призов: лучшая иностранная картина года Италии, лучшая иностранная картина года Испании. И полная обструкция здесь <в России>, полная. Издевательски-иронический тон, она была утоплена в прессе, ее не показывали, не пускали прокатом по стране. Ее игнорировали, над ней измывались как могли, думая, что это как-то меня унизит или сломит. Но важно ведь, не как ты выглядишь перед кем-то, важно, как ты выглядишь перед Богом.
Для чего я снимал картину: за валюту, за деньги, чтобы поехать за границу? Никогда меня это не волновало, не прельщало, у меня никогда не было вожделенной мысли уехать за границу и снимать там. К тому же я задавал себе вопрос: снимал бы я эту картину, если бы не было Мастроянни?
И однозначно отвечал: да, снимал бы. (III, 2)
«Автостоп» (1990) (1990)
Я снял картину «Автостоп».
Должен признать, что эта лента абсолютно «застойная»: в ней нет ни одной голой женщины, нет размазанных по стене мозгов, коррупции, проституции – тоже нет. И все же история ее создания заслуживает отдельного рассказа.