Пусть умрет
Шрифт:
Застыл огромный амфитеатр – тысячи гончаров и пекарей, писарей и солдат, погонщиков мулов и кузнецов, патрициев и плебеев, всадников, знатных дам и гетер; застыл весь люд, пришедший сюда, кто поодиночке, а кто со всеми своими домочадцами и рабами.
Один лишь он, Александр из Коринфа, неуязвимый гладиатор, мог двигаться среди неподвижных изваяний в этом заколдованном мире.
Но он знал – это будет длиться лишь мгновение, то самое, которое отпущено ему для спасения кем-то неизвестным и незримым…
Спина мощно разогнулась, подбросив тело вверх. Одновременно левая рука
Перед глазами промелькнуло лицо изумленного гопломаха, недоумевающего как могло произойти такое: только что лежавший у его ног обезоруженный противник стоял теперь с мечом в руках!
– Берегись! – запоздало прокричал ретиарий.
Молниеносным выпадом Неуязвимый пронзил бронзовую манику гопломаха. Щит выпал, рука беспомощно повисла. Вторым ударом он поразил противника в грудь, и тот, не издав ни звука, рухнул на колени.
Оставался еще ретиарий…
Восемьдесят тысяч зрителей, заворожено наблюдающих за драмой, в едином порыве вскочили со своих мест. Вздох облегчения пронесся по трибунам амфитеатра и следом раздался рев.
– Добей! – водопадом скатывалось с трибун.
Триумф гладиатора мимолетен, как дуновение ветерка в пустыне. Скоротечна и сама жизнь. Стоит выдать себя хоть малейшим признаком трусости, и та же толпа будет так же неистово жаждать твоей смерти, как жаждет крови твоего врага…
Неуязвимый развернулся к опомнившемуся ретиарию и принял удар трезубца. Меч со звоном высек искру; противник отскочил на безопасное расстояние и снова принялся раскручивать над головой свою коварную сеть.
Но он выдохся, этот обреченный ретиарий – из ран сочилась кровь, движения были замедленны...
Зрители не успели осознать, как Неуязвимый очутился за спиной противника – острие меча, готовое совершить смертельный укус, впилось в шею ретиария...
А по трибунам уже катилось – сначала негромко, исподволь, потом мощнее, по мере того, как вливались в этот гул все новые и новые глотки, и, нарастая подобно снежному кому, становясь все громогласней, охватило весь амфитеатр, пока не расшиблось о землю на тысячи осколков:
– Х-o-ок... хабет, хабет, хабет! Иугула! [12]
Восемьдесят тысяч взоров, как в фокусе, сошлись на главной ложе…
Император, не отвлекаясь от беседы с государыней, небрежно завел свою правую руку за спину и большим пальцем коснулся шеи за ключицей.
Победитель молниеносно отвел голову несчастного в сторону и сверху вниз вонзил меч.
Закатное солнце над верхней аркадой амфитеатра, пробившись сквозь прямоугольник окна между коринфскими колоннами, одарило несчастного последним лучом и навсегда померкло в его глазах...
12
Хок хабет! – Ему конец!
– Прости, – выдохнул гладиатор едва слышно ему в ухо.
Он бережно опустил обмякшее тело на горячий песок и огляделся. Мурмиллон не подавал признаков жизни;
Гладиатор приблизился, приподнял отважного воина за плечи и обвел трибуны взором...
И вдруг... О чудо!
– Жизнь! Император дарует ему жизнь!
– Вы поглядите, каков счастливчик!
– Да, да! Чудо! Он был уже в царстве Плутона!
– Gloria magna Caesar! [13]
– Stantes missi! [14] – вскричал распорядитель игр.
– Stantes missi, stantes missi... – покатилось по рядам...
Миновало два тысячелетия...
Вернулась на место крыша ангара, стих клекот стервятников, да и сами они куда-то бесследно исчезли.
13
Gloria magna Caesar! – Слава великому Цезарю! (лат.).
14
Stantes missi! – Избавлен от смерти! (лат.).
Пропал средиземноморский зной, а следом и дневное светило. В воздухе еще витал едва уловимый южный аромат, приготовленной неизвестным гениальным парфюмером из тончайшей смеси цветущего гибискуса, дикорастущей розы и морской волны, сохранившийся каким-то сверхъестественным образам. Но запах был ничтожно слаб и быстро таял. Через четверть часа даже собака вряд ли учуяла бы его.
Луна щедро проливала серебряную лаву на крышу ангара, хлебной булкой вздымающегося из чащи лесочка, сохранившегося каким-то чудом в непосредственной близости от столицы.
Внутри было комфортно – не жарко и не холодно. Установки климат-контроля исправно выполняли свою работу...
В свете прожекторов на рыжей песчаной арене поединок гладиаторов нового времени близился к развязке.
Один из них оказался заметно слабее и был на исходе сил. Он едва успевал отражать удары, отступая к краю арены.
Звенела сталь.
Бесновалась публика на трибунах.
Наконец, обессиленный воин не выдержал бешеного натиска и упал на колени, а его более удачливый сегодня противник, тяжело дыша, навис над ним с занесенным мечом. Запрокинув голову, он устремил свой невидящий взор на зрителей, чьи бледные в свете прожекторов лица казались застывшими белыми масками.
«Жизнь или смерть?» – казалось, вопрошал он.
И вдруг непонятно откуда донесся гул. Сначала он был слаб и еле слышен:
– Хо-о-ок хабет, хабет... Иугула! Иугула!– катились по ангару слова на неизвестном языке. Звук эхом отражался от стен, множился, с каждым мгновением набирая силу, пока не стал исполинским.
Маски пришли в движение, испуганно оглядывались по сторонам. Слова помимо их воли возникали сами собой и звучали все громче и громче!
И не было здесь никого, кто смог бы даровать поверженному жизнь...