Путь на восток
Шрифт:
Майор дёрнулся, как от пощёчины! А я продолжал бросать ему в лицо фразы: жёстко, словно гвозди вбивая — напор, напор: нельзя дать очухаться, реально оценить ситуацию, сделать правильный выбор, а не тот, который ему сейчас навязываю я:
— Что Паша — не ожидал?! А мы тут не в лесу живём и не дурака валяем: и кое что знаем и кое что понимаем! … Думаю хватит накачки, а то его ещё кондратий хватит, а мне за это отвечать…
— Вылетите в сумерках, перед рассветом — властно закруглил разговор… — Так и быть — не посплю ради тебя, стервеца — цени Судоплатов! Бензин в самолёт заправят и в подвесные баки тоже: хватит долететь до линии фронта, ещё и останется… Пилоту дам полётную карту — и не заблудитесь и пролетите тихо — без обстрела
Утром самолёт с майором, моим пакетом улетел в предрассветные сумерки. Судоплатов так и не вышел из полученного транса. Да… Это тебе не ваш, вялотекущий век — это эра информационного потока! Штурмовик уже растаял серебристой точкой в накатывающем на город рассвете, а я всё думал: не слишком ли я с ним так — фамильярно и беспардонно? По моему — нет: в той, прежней жизни я много всякого начальства повидал, вплоть до министра! Кто то — люди как люди, а кто то — дубы дубами! Но судьба, или кто то ещё распорядились так: кто то дурной — на верху, а умный пашет на этого дурака…
Как и планировал выехали из города после обеда… В сторону Минска — взорванные паровозы и вагоны; в сторону Бреста — та же картина… В городе остались растерянные бойцы и командиры, переметнувшиеся к Судоплатову: мол НКГБ найдёт управу на этого капитана! Где оно — это НКГБ; где я, а где теперь они… Попытались было поговорить, разобраться — не стал слушать: каждый выбирает по себе… Вот пусть теперь и выбирают одно из многих… В плен сдадутся — повезло: мы второй раз возвращаться не будем — наш путь лежит на восток! С остановками. По требованию… Или необходимости. Через четыре часа, попетляв по просёлочным и объездным дорогам, подъехали к нашей новой базе — Нашему Дому. На время… Все, даже с оставленного моими бойцами Слуцка уже здесь. Отправленные ранее потрудились на славу: за образец взята прежняя база. Ничего не менял — всё старое проверено временем…
В центре — госпиталь, склады, моя землянка, палатки медиков… Дальше — по кругу — батальоны, разделённые на роты. Это — рекруты, новички… Дальше — в таком же порядке — батальоны стажёров и бойцов. Между ними вкрапления зенитчиков, артиллеристов, танкистов Отдельно — ремонтники, водители, оружейники… Повара с походными кухнями — в каждом батальоне и роте… Ничего не стал ни убирать, ни добавлять: работало там — будет работать и здесь. Всё как прежде, только бойцов, ремонтников, водителей и техников прибавилось. На поверку — 11 батальонов. И три батальона командиров-курсантов: кузница кадров, как сказал бы поэтично настроенный интеллигент. Сумасшедшая цифра! Столько народу, на небольшом пятачке?! А ещё, как и прежде — трассы для автомобилей, броневиков, танков… Стрельбища для бойцов — одного уже мало… И стрельбище для танков, зениток, Бюссингов. Его я сместил к западу на три километра — как раз на повороте танковой трассы обратно на базу… С востока от нас, в 15 километрах — посёлок Рудинск, а на запад — на таком же расстоянии автомобильная дорога. Из Рудинска могут услышать танковые выстрелы, а по дороге — разве что остановившаяся и заглушившая мотор машина, а таких дураков у немцев не водится: они белорусские дороги проезжают не останавливаясь. Да и останавливаться там незачем — лес и болота: даже деревень нет… И тем не менее: перед каждыми стрельбами «взмывал» в верх, отслеживая — нет ли угрозы разоблачения…
Лётчикам, освобождённым от плена и «вывшим на луну» от безделья, предложил, кроме ежедневных стрельб из всего стреляющего и рукопашного боя вперемешку с марш бросками — чтобы жиром не заплывали, наконец то то, что им нужно… Мои умельцы соорудили два двухметровых колеса-обода из труб — вроде велосипедных и в них — два сиденья для человека — друг против друга, отделённые осью посередине.
Лётчики садятся в неё; завязывают глаза и пара их товарищей начинают их раскручивать! Кто в парках катался на таких аттракционах, помнят — незабываемые ощущения, когда небо и земля меняются местами или земля под ногами начинает бешено вращаться — сама по себе, стоит только на неё ступить после такое карусели! Так и норовит, проказница, швырнуть тебя на землю под радостный смех бездельников, не испытавших на себе это «счастье»! После раскрутки по минуте в одну и другую сторону — пожалуйте на второй тренажёр: труба, а на ней сиденье с прикреплённой к нему турелью с пулемётом.
Сиденье свободно наклоняется вправо-влево на 45 градусов, вместе с пулемётом! Садишься и ведёшь огонь по мишени в трёхстах метрах от тебя: ровно; наклон влево до упора; ровно; наклон вправо до упора; ровно! Наклоны регулируешь сгибанием одной из ног! А мишень — зараза такая стремиться ускользнуть из прицела — мотается туда-сюда! После горизонтальной центрифуги снова — стрельба, вертикальная центрифуга, стрельба, раскручивание центрифуг с братьями по полётам и… одна минута отдыха! Затем — второй круг!
На первой презентации моего подарка пернатым я присутствовал лично: смеха было море — лётчики смеялись друг над другом! Я тоже посмеялся и ушёл, а им стало не до смеха: на табуреточке сел боец из выздоравливающих с секундомером в руках и тетрадкой, куда он заносил результаты в разграфлённый листок: сколько потрачено времени на посадку; сколько на высадку из тренажёров; сколько раз попал в мишень с разного положения в серии из пяти очередей! Всё фиксируется внимательным наблюдателем — не договоришься… А я перед уходом предупредил: к наблюдателю не подходить и тем более не лезть с вопросами. К непонятливым будут приняты меры! Вот так: контроль везде и за всеми на занятиях; у меня накапливались списки бойцов и командиров с выполнениями нормативов. Выявлялись ленивые, тупые, хитрые… Злобные выявлялись в схватках, в отношениях к товарищам, в их поступках: мелочных, скрытных, серьёзных… Фиксировалось и систематизировалось мною…
Вот в таких вот игрищах и заботах прошла неделя… Все занимались «любимым» делом; дозоры шастали по округе по нескольким кругам вокруг лагеря замечая а при необходимости и собирая случайных, любопытных и доставляя на базу. А там я их уже «расспрашивал»… Немецких товарищей загрузил, чтобы жизнь раем не казалась, преподавательской работой — обучением немецкому языку… И тут, в изучении языка, тоже — тетрадочка и отметки о успехах…
Через неделю появились результаты: лучшие отбирались в элиту: разведывательно-диверсионные группы; за ними — ударные группы. Дальше шли штурмовые группы. Те, кто не дотягивали до нормативов, но старались изо всех сил — в охранные группы. Дальше — непригодные для Спецназа — по разным параметрам и причинам. И «отбросы»: тупые, ленивые, хитрые, злобные, хитромудрые… Две роты непригодных для меня бойцов и командиров я решил передать «местным» товарищам-партизанам из НКВД, вместе с оружием и продовольствием: думаю они будут очень рады такому «подарку» с моей стороны… Мыслимое ли дело: нежданно-негаданно такой подгон в бойцах, оружии, продуктах!
Судоплатов дал мне позывные, коды, частоты нескольких отрядов с тайной надеждой, что я всё таки передумаю, и попрошусь в Москву! Наивный ты майор! Я, в отличие от тебя точно знаю — зачем я там нужен! И меня не устраивает то, что мне уготовлено! То, что нужно — я и отсюда делаю: к товарищу Сталину, пусть и нерегулярно, но уходят и военные и гражданские сведения: и тактические и стратегические планы немецкого командования; и сведения по старшим командирам РККА; и сведения о месторождениях полезных ископаемых, так необходимых сейчас Советскому Союзу: карты, схемы, в том числе и о нефтеносных месторождениях; и ошибках в вооружении РККА…