Рабы Тьмы
Шрифт:
— Что есть правда? – громко сказал он.
— Откровения нельзя требовать, – ответила сзади Актея.
Мускулы на его спине дернулись, но он не оторвал взгляда от маски.
— Как ты сюда попала? – спросил он, чувствуя, как нити его мыслей возвращаются во тьму.
— Пришла, – сказала она, и он услышал тихий звук ее шагов, когда она подошла ближе. – Кулнар, Хебек и я обрели взаимопонимание.
— Ты должна умереть за подобное нарушение, – он слышал, что в его голосе было недостаточно убедительности.
— Тогда убей меня.
Она подошла ближе, шелест вельветовой ткани заполнил его уши. Он поборол
— Не утруждай себя, – сказала Актея, входя в поля зрения. – Я ведь слепая, помнишь?
На ее багровых одеяниях не было крови, и она натянула тяжелый капюшон так, что было видно лишь ее рот и подбородок. Она улыбалась, губы сложились в загадочную линию.
Она посмотрела на него, потом на маску. Медленно она подошла к ней и подняла руку, чтобы почувствовать ее форму.
— Нет, – сказал Лайак. Ее рука остановилась и спряталась обратно под робу.
— Моя вера ложна, не так ли? – спросил он.
— Ты веришь в богов?
— Да.
— Ты веришь, что лишь под их властью человечество сможет выжить?
— Да.
— Тогда она истинна.
Он на мгновение замолчал.
— Я никогда не выбирал эту веру, – сказал он наконец. – Они не обращали меня, не преследовали меня, не показали свет. Они сломали то, чем я был, то, кем я был. Они взяли то, во что я верил, и вырвали это из меня. Я не был обращенным, увидевшим свет, я был отступником.
Актея подняла подбородок, наклонила голову и кивнула.
— Они сотворили тебя, дали тебе имя, дали веру и огромную силу. После взяли память о том, чем ты был. Старый безбожник–иконоборец остался в пепле огня, в котором ты переродился. – Она дважды медленно кивнула. – Очень давно.
— Поменялось ли что–то со временем?
— Все, – ответила она.
Лайак почувствовал, как корабль затрясся, проходя через потоки варпа. Он не ответил.
— Лоргар поставил сторожей у твоей комнаты, к твоему сведению, – сказала Актея после небольшой паузы.
Он кивнул, но потом понял, что это было не нужно.
— Да, – сказал он. – Я оружие. Я выполнил одно из заданий, что он дал мне. Я держу кандалы возвышенного принца пантеона. Никто не должен оставлять такие вещи незащищенными.
— Если ты принял это, почему просишь богов о наставлении?
— Я отрицал правду. Я был использован, – сказал он. – И я… Я чувствую… как оно пожирает меня. Все, что я сейчас слышу – лишь эхо. Эхо того, кем я был, эхо существования Принца Наслаждений. Это те две последние вещи, что остались мне – воин, веривший, что боги – это мерзость, и смех бессмертного.
— Это последствия того, что ты есть и что с тобой сделали, Зарду Лайак. Твоя вера – созидание, твое предназначение, как инструмент в руках повелителя. Со временем ты будешь помнить все меньше и меньше – прошлое будет съедено существами, которых ты сковал. Это неизбежная судьба… Но сейчас, в этот самый момент, у тебя есть одна вещь, которая говорит, что ты не раб. У тебя есть выбор.
Он задержал взгляд на маске.
— Я не хочу быть рабом, но я не вижу выбора, – сказал он и повернул голову к Актее.
Пространство за ним было пусто. Лишь воздух и полутьма простирались там, где неподвижно у закрытой двери стояли Хебек и Кулнар.
Флот
Первый выстрел достиг цели сквозь пустоту между двумя флотами. Это был кластер нова–снарядов, выпущенных баржей–канониром «Сенека». Созданная во времена задолго до возвышения Императора, она была оружием потерянного времени, но ее сила упала после многих итераций ремонта и обслуживания, поскольку технологии был утрачены. Эти битвы мести должны были стать для нее последними. Кластер из трех макроснарядов ударил крейсер Пожирателей Миров «Красная Гончая». Каждый нова–снаряд в кластере был размером с жилой блок и набит плазмой и взрывчаткой. Первый взрыв вскрыл корпус «Красной Гончей» и поджег воздух во внешних палубах. Следующая партия боеголовок прорвалась через зияющую рану к сердцу корабля. Детонация реактора и снарядов образовали над Наводнением второе солнце.
Аргонис отвел глаза от взрыва за секунду до того, как дисплей шлема затемнился, чтобы скомпенсировать вспышку, тактические данные от флота были поглощены разрушениями. Когда его взгляд прояснился, он увидел, что тень Ангрона ухмыляется у ног Пертурабо.
— Ты умрешь здесь, – сказал Ангрон, когда очередная вспышка света разрезала небо. – Ты умрешь с нами.
— Нет! – ответил Пертурабо. – Я не позволю этому случиться!
Он повернул разодранное забрало шлема к небу.
— Я не позволю! – закричал он.
Аргонис никогда не слышал, чтобы его повелитель кричал. Крики других примархов отражались эхом на полях сражений, но Пертурабо был воином хладнокровной резни, его гнев – молчаливый удар топора. Но сейчас он ревел. В этом вопле были ярость, сожаление и неповиновение.
Свет войны на орбите стал похож на рваную корону, когда Ультрамарины начали обстрел Железных Воинов.
— Вот как это все закончится, - сказал Ангрон, вставая с земли. Красное пламя прокатилось под его потрескавшейся кожей. Конечности подрагивали от сокращения мускулов. Крылья на спине потрескивали, когда дым касался кожи между обугленных костей. – Это то, как все должно закончиться.