Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
Госкомиссия и главные конструкторы в такой обстановке тоже установили режим круглосуточного дежурства.
Расчетное бюро — все теоретики — получили строжайшее предписание: многократно все перепроверить и дать точное время старта на 9 сентября.
В очередную ночь по четырехчасовой готовности все, невыспавшиеся и усталые, снова съехались на стартовую позицию. Время «старта 6 часов 39 минут 50 секунд.
Солнце косыми лучами уже осветило степь через большие разрывы в легкой облачности. Метеорологи обещали теплый безветренный день. Ракета должна же наконец уйти, а мы хоть немного отоспимся, пока она доберется до Луны. Сначала все шло опять по-штатному. Вышли на зажигание. Бурлящее пламя заклубилось под всеми блоками при выходе на первую промежуточную ступень и… команда «Главная»
Тем не менее все вздохнули с облегчением, приняв предложение:
«Все срочно сливать! Машину со старта убрать! Следующую вывозить и готовить к пуску на 12 сентября»
Так на старте рано утром появилась новая ракета, заводской номер 43-76. Вот про эту операцию Хрущев в своем ответе сенатору Расселу и сказал (конечно, по докладу, который он получил от Королева, Келдыша или Руднева): «Чтобы устранить всякую возможность риска, ученые заменили ракету другой».
Эти слова Хрущева дошли до нас из газет много дней спустя, и по этому поводу, уже слегка отоспавшись и отдохнув, мы злословили и хорошо смеялись. Мы могли теперь себе это позволить — «хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Старт ракеты 12 сентября в 9 часов 39 минут 26 секунд прошел без единого замечания. Ошибка относительно расчетного времени составила всего одну секунду. Это был шестой пуск на попадание в Луну.
Не помню уже кто, кажется полковник Носов, на сборе сразу после благополучного доклада телеметристов о выключении двигателей третьей ступени точно в расчетное время громко сказал: «Если перед каждым пуском неделю совсем не спать, то никаких отказов не будет».
Действительно, начиная с 6 сентября члены стартовой команды спали урывками, не брились из суеверия и отлучались со стартовой позиции на вторую площадку, только чтобы выполнить «операцию по вводу горячей пищи». Офицеры, бывшие фронтовики, говорили, что даже на войне у них было больше времени для сна, принятия пищи и бритья. После пуска почти все офицеры отправились на десятую площадку к семьям. Мы собрались в тесную комнату второй площадки принимать последние новости по ВЧ и соответственно давать указания.
Первая забота — отредактировать сообщение ТАСС и передать его в Москву.
Вторая забота — получить разрешение на немедленное оповещение профессора Лоуэлла — директора английской обсерватории Джодрелл Бэнк о состоявшемся старте. Во всей Европе только эта обсерватория обладала большой антенной, которая способна была следить за нашей ракетой на пути к Луне и подтвердить, что мы действительно не промахнулись.
Келдыш требовал разрешения Госкомиссии немедленно известить англичанина. Королев колебался. А что если еще раз промахнемся? Тогда уже никто не поверит, что мы пожелали иметь в Солнечной системе еще одну «искусственную планету». В конце концов Келдыш одолел, позвонил в Академию наук и дал поручение: немедленно связаться с Лоуэллом и передать ему прогнозируемое время встречи с Луной и текущие эфемериды, чтобы он успел обнаружить излучающий контейнер среди всех космических шумов и тресков.
Был страх, что нашим сообщениям не поверят, кроме своих требовались еще и зарубежные свидетели попадания в Луну.
Мы не сомневались, что американцы также попытаются следить за нашим вторым лунником. Связи с американскими учеными у нас не было.
Заместитель директора НАСА профессор Хью Дрейден 14 сентября заявил советским корреспондентам: «Мы не имели возможности визуально проследить за ее прилунением. Но мы на территории США получили сигналы „Луны-2“. Мы поддерживали постоянный контакт с профессором Лоуэллом из обсерватории Манчестера, который сообщал нам о каждом „шаге“ советской лунной ракеты. Наши ученые на основании данных профессора Лоуэлла вычисляли траекторию полета ракеты».
Таким образом, НАСА подтвердило, что русская лунная ракета точно дошла до своей цели — она достигла Луны.
Парадокс «холодной войны» здесь проявился в полной мере. С американскими учеными наши общаться напрямую не имели права даже ради такой престижной задачи — доказательства попадания в Луну.
Полет нашей шестой по счету лунной ракеты продолжался 38 часов 21 минуту 21 секунду.
Полет с полигона с традиционной посадкой в Уральске занял более 12 часов. Королев, Келдыш, Руднев, Глушко, Рязанский днем 12 сентября, получив доклады, что предварительно траектория полета очень близка к расчетной, вылетели в Москву. Им надо было успеть в столицу до прилунения, чтобы доложить Хрущеву до его вылета в США. Кроме того, Королев должен был лично проверить состояние подарочного вымпела и футляра.
С вечера 13 сентября мы/оставндкся на полигоне, засели в комнате связи, чтобы не упустить сообщения о прекращении радиосвязи с лунником. Это случилось в полночь, и тут уж было не до сна.
День 14 сентября практически оказался нерабочим. Но об этом никто не жалел и никто никого не упрекал за бурное поведение прошедшей ночью.
Из Москвы нам радостно сообщили, что профессор Лоуэлл следил за лунником и подтвердил прекращение приема по времени на секунду позднее нашего прогноза. После некоторого замешательства выяснилось, что прогноз наших баллистиков не учитывал времени распространения радиоволн. Пуск, о котором я столь подробно пишу, безусловно явился значительным событием в истории космонавтики и международных отношений.
Глава 5. ОБРАТНАЯ СТОРОНА
СНОВА В РНИИ
В конце 1958 года после первых неудачных попыток пусков с прямым попаданием по Луне СП вызвал меня, Тихонравова, Бушуева и объявил, что Келдыш пригласил посетить Лихоборы (то есть НИИ-1) и ознакомиться с предложениями по системе управления ориентацией для спутников и лунных аппаратов.
Тихонравов сказал, что он об этих разработках слышал. Ведет эту работу в НИИ-1 Борис Викторович Раушенбах, и, по отзывам наших сотрудников Рязанова и Максимова, предложения очень интересные.
Я напомню читателям, что в Лихоборах в 1933 году по инициативе маршала Тухачевского был организован РНИИ — Ракетный научно-исследовательский институт. Королев и Глушко до арестов 1938 года работали в этом институте. В 1938 году РНИИ был переименован в НИИ-3. Тихонравов также работал в РНИИ с 1933 года. В 1944 году НИИ-3 был переименован в НИИ-1 и передан в авиационную промышленность.
С этого времени и до командировки в Германию я работал в НИИ-1. После возвращения из Германии я был переведен из НИИ-1 в НИИ-88 — «из Лихобор в Подлипки».
Вместе со мной из «Лихобор в Подлипки» перешли Мишин, Бушуев, Воскресенский, Чижиков и еще ряд соратников по Германии. В 1948 году это же переселение совершила вся команда Исаева. В 1946 году вместо генерала Болховитинова научным руководителем НИИ-1 был назначен молодой академик Мстислав Келдыш.
Королев напомнил, что Раушенбаха он хорошо знает еще по работе в РНИИ. В начале войны Раушенбах, невзирая на заслуги, как все немцы, был интернирован. Сидел в каком-то лагере, случайно остался жив. После освобождения вернулся в некогда родной институт. СП сказал, что, по-видимому, у Келдыша сейчас «кризис жанра». Работы по крылатым межконтинентальным ракетам, которые он опекает, будут прикрыты. Келдыш все большее внимание уделяет нашей тематике. «При разговоре в Лихоборах учтите, что Келдыш — наш союзник, а не конкурент», — сказал Королев.