Распутье
Шрифт:
Глава 8
Второй день прошел намного веселее первого. Мы мешали тренировки с отдыхом, а гречку в чайнике варили вместе. Коша был принципиально против такого кулинарного подхода:
– А чай будем в ложке заваривать?
– В тарелке! – отрезала я. – И не отвлекай, я уже и забыла, как гречку варить…
По крайней мере, поели мы почти прилично. И вновь принялись за отработку нового приема. Коша настаивал, что ногами мне лучше не бить – если перехватят, то позицию точно потеряю. Но в некоторых случаях пинок в лицо просто напрашивается.
– Давайте
А мне так хотелось хоть раз все-таки попасть ему по носу – не потому, что я большая любительница причинять кому-то боль, просто это означало бы мой прогресс. Сам Коша на похвалу скуп, потому мне и требовались другие подтверждения. Но он почему-то постоянно уворачивался ровно за полсекунды до столкновения и вновь призывал повторять. В очередной раз, когда после самого удачного захвата, колено опять прошило только воздух, я зарычала от бессилия.
– А это что еще за звук? – Коша выпрямился и отступил.
– Злюсь, – честно призналась я. – Злюсь, что три последних часа прошли даром – у меня не получается.
– Получится на пятом или девятнадцатом часу, – он будто удивился. – Любая отработка требует времени, особенно если с нуля. Но злиться-то зачем?
– Потому что я человек! – Развела руками.
– А. Вот это еще один ваш недостаток, Елизавета Андреевна.
– Быть человеком? – я рассмеялась от несуразицы.
– Сделаем перерыв.
Мы снова перекусили сухой гречкой, но на этот раз позволили себе по паре глотков алкоголя. У меня болело все – от сухожилий под коленями до кончиков ногтей. Хорошо еще, что я вырядилась в джинсы, в коктейльном платье сейчас и такое развлечение не было бы доступно. И уже снова вечерело, а я так или иначе освоила пятерку ходовых приемов – пусть не против Коши, но против какого-нибудь инвалида без рук и ног смогу выстоять. Передала ему единственную кружку и попросила:
– Может, все-таки научишь меня стрелять? Ну, когда вернемся домой.
– Я? Пусть телохранитель учит. Или инструктор, если Иван Алексеевич сочтет нужным.
Я усмехнулась.
– Минуты считаешь, когда сможешь вернуться к своим делам – мочить, избивать и пытать, а не со мной возиться? – не дождалась ответа и продолжила: – Но я так скажу – я вижу и плюсы в том, что оказалась здесь именно с тобой. Очень сомневаюсь, что дома Ваня кому-то позволит бить меня.
– Я и не бил – вы сами рукой об меня ударились. Кстати, именно поэтому упражнения бессмысленны. Хороший блок не научишься ставить, пока не поймешь, как прилетает по роже при плохом блоке.
Я кивнула, прекрасно понимая, о чем он говорит. Приняла кружку, а глотки делала микроскопические – только для того, чтобы энергия прибавлялась, но от опьянения не разморило. Мы сидели на матрасе, вытянув ноги вперед, и наблюдали за опостылевшим фонарем, который еще через некоторое время станет выглядеть ярче. Это поможет скоротать ночь, а спать уляжемся снова на рассвете.
– А что про злость, Кош? – вспомнила я. – И как же здоровая агрессия в драке?
Он ответил после длинной паузы:
– Хватит здорового понимания,
– Вообще никогда?
– Только в присутствии самых близких людей, которым на сто процентов доверяете. Или когда трахаетесь, – он, кажется, не насмехался надо мной, а действительно погрузился в объяснение. – Во всех остальных случаях эмоции должны быть выверенными. Уж особенно в драке. И особенно в вашем случае, когда нет ни одной секунды на лишний маневр.
Я перевела взгляд на его профиль – хотелось убедиться, что действительно не смеется.
– Такое ощущение, Коша, что ты вовсе не о драках говоришь, а вообще обо всем. Намекаешь на две мои истерики?
– Зачем же намекать? Прямо говорю. Ну поорали вы, поплакали – много этим добились?
Я всерьез заинтересовалась, потому даже немного подалась к нему:
– Немного. Но разве и Ваня враг мне? Почему с ним-то надо сдерживаться?
– Так вы сами объявили ему войну, Елизавета Андреевна, – обескуражил Коша окончательно. – Начали требовать того, чем он никогда не являлся. Он, соответственно, этому обрадоваться не мог. А действовать следовало наоборот – обозначаете, чего хотите, и ждете, когда он создаст для этого условия. Как с курсами. Но малейшее осуждение – и он уже обрубает очередного судью, а не создает условия. Нет ничего проще, чем быть с ним заодно – Иван Алексеевич таранит мир за себя и за все окружение, но нет ничего хуже, чем оказаться с ним по разные стороны. Вот и ваша ошибка.
– Надо же, как ты хорошо его изучил!
– Это и причина, и следствие моего положения.
– Допустим. И как же этому научиться – не выходить из себя по любому поводу?
– Так же, как ставить блок, многократными повторениями. Вот как люди реагируют на проблему? Задирают руки и пищат «А-а!», если все маты вырезать. А надо иначе. Собираешься и говоришь: «Ща все решим». В любой ситуации, даже если вокруг полная жопа, даже если стены уже рушатся, а в тебя по гланды запихнули кусок арматуры – первая автоматическая реакция: «Ща все решим». Никаких других эмоций, отключка любых дополнительных рефлексов. Попсиховать можно потом – кстати, психовать тоже надо уметь, благополучно переживать психоз, когда вокруг не полная жопа, или когда кому-то надо показать, что ты на грани.
Я расхохоталась от собственных выводов:
– Теперь понятно, почему Иван так к тебе относится! Ты изучил его до такой степени, что можешь безнаказанно манипулировать, а в сложных ситуациях научился не психовать!
Коша слабо поморщился:
– Видимо, не так уж хорошо он ко мне относится, раз я сижу здесь, а братва вся там. И если до выяснения обстоятельств это было еще чем-то оправдано, то теперь…
Коша не договорил, в который раз задумавшись. Он, конечно, из себя не выходил, но легко догадаться, что эта тема ему неприятна, – еще никогда ему не приходилось быть настолько в стороне от общей движухи. И сама ситуация могла означать, что доверие Вани к нему не так незыблемо, как раньше казалось. Или не во всех вопросах.