Расшифровано временем(Повести и рассказы)
Шрифт:
С людьми типа Киричева жизнь меня сталкивала и впоследствии, в иных, правда, обстоятельствах. Их цинизм с возрастом слинял, осталась лишь подозрительность к чьей-то искренности. Жизнь они полюбили по-своему: иногда вижу их в поликлинике, узнаю по скучным глазам и по терпению, с каким они высиживают там в очередях, чтоб попасть в который раз к врачу — этакая жажда лечиться…
Но о Киричеве речь еще впереди…
«Жигули» светло-дымчато го цвета номер 43–03. Ждать я должен на углу возле кафе «Бригантина», рядом
Затея Наташи меня покоробила, но отказаться не хватило духу. Вчера, когда она сообщила по телефону, что хочет поехать в Сысоев лес, где Виктор любил охотиться, я пробовал отговорить ее, уповая на логику и здравый смысл, — испытанное оружие самих Лосевых, — пытался внушить, что это нелепое предприятие.
— Возможно, — ответила Наташа.
— Тогда зачем же?
— Я не сумею тебе этого объяснить… Так ты поедешь со мной? — давила она.
Пришлось согласиться…
Сысоев лес километрах в девяноста. Дорога уже просохла. Апрель после затяжной и снежной зимы обрадованно налился теплынью, оглашенной птичьим щебетом. По серым безлистым ветвям запрыгали зеленовато-коричневые пупырышки почек, а на черном влажном поле зелено выглянул низкий бобрик озимых. Ветерок уже гнал пыль вдоль обочин, где во впадинах еще томились редкие пятна серого, уставшего снега, тут же топтались грачи.
Наташа вела машину свободно, без напряжения, ровно держала скорость.
Поглядывая изредка на ее спокойное лицо, я удивлялся: откуда такое — жгущее душу упрямое стремление к тому, от чего люди обычно бегут? Ну на кой сдалась ей эта баба, с которой у Витьки могло что-то быть, а может, ничего и не было?! Существует она или нет — ровным счетом уже ничего не изменит. Наташа понимает это не хуже меня. Тем не менее… Такой я ее никогда не знал. Обычно веселая, легкая, шутливо потакавшая Витьке, его напору подчинять себе всех, она вдруг словно сбросила с себя этот гипноз, явив свой, не сломленный ни Витькой, ни его утратой стерженек, в котором оказалось много духовной, наверное, чисто женской силы…
Лицо Наташи еще красиво, профиль молодо четок, ничего лишнего, разве что мягкая припухлость, появившаяся недавно под подбородком, да при повороте головы податливо вяло морщится шея…
Захочет ли Наташа попытаться устроить свою судьбу вторично? Слишком многим заполнил ее жизнь Витька. Да и Алька уже взрослая…
В школе я не дружил с Витькой. Сблизила нас война, которую прошли бок о бок. Дружил я с Сеней Березкиным и Марком Щербиной. Но война не оставила мне никого, кроме Витьки. Наверное, это и свело нас потом.
За пологим бугром, заслонив горизонт, обозначился темными зубцами Сысоев лес.
— Ты не нервничай. Я ничего не стану выяснять, — вдруг сказала Наташа, глядя перед собой на дорогу.
— Собственно… Я не нервничаю… С чего ты взяла?
— Вот и хорошо.
— Что у Альки слышно?
— Что может быть у взрослой дочери? Взрослые интересы. Бредит своим Женькой. Говорит, любовь должна быть современной. Что это значит — не знаю. Но так она все объясняет.
— Он бывает в доме?
— Последнее время почти ежедневно.
— Хороший парень?
— Приятный. Пока не зять, а я не теща…
Машина уже
Две большие, рубленные из свежих лесин избы стояли на опушке. Из трубы одной тянулся в синь хилый дымок. Поляна еще пахла зимней влагой и сопревшей прошлогодней травой, но кое-где ее уже прозеленила свежая.
Звякнула щеколда, сухим деревом скрипнула дверь, и на крыльцо вышла невысокая молодая женщина в черных брюках и красной нейлоновой куртке. Мы поздоровались. И пока женщина приближалась к нам, она и Наташа смотрели друг другу в лицо.
— Вы не узнали меня? — спросила Наташа.
— Нет, почему же… Вы ко мне?
— Не совсем… Посмотреть эти места, понять, почему так тянуло сюда моего мужа… А дом лесника далеко отсюда?
— Километра полтора. Но его нет. Уехал в город, дочь заболела. Если хотите, могу показать наши заповедные красоты.
— Спасибо… Мы ненадолго… Я сама похожу, посмотрю. — Пр тропинке она пошла в лес, медленно, как на прогулке.
В наступившей тишине, наполненной ожиданием чего-то, стало хорошо слышно, как веселились у кормушек синицы.
— Хорошо здесь у вас, — сказал я, обводя взглядом верхушки сонных деревьев.
— Не жалуемся, — улыбнулась женщина.
Была она моложе Наташи лет на десять. Лицо узкое, смуглое, темные, зачесанные назад, в узел, волосы натягивали кожу лба, и это удлиняло ее внимательные глаза. Она, конечно, могла понравиться мужчине. В этом случае им мог оказаться и Витька…
— И вы здесь круглый год? — спросил я.
— Почти.
— Не тоскливо?
— Бывает по-всякому… Слушайте, — вдруг сказала она, — я знаю, зачем вы приехали. Да я ведь вам ничего не скажу, кроме того, что действительно любила его.
— Мы не за этим ехали.
— Вы-то, может, и не за этим. Но я ведь женщина и понимаю ее, — кивнула она в сторону леса, куда ушла Наташа.
— За что же вы его любили? — усмехнулся я.
— Вам этого не понять… И ей я зла не желала… Так уж все получилось… Он был жаден к жизни. Часто говорил мне об этом… Вроде как отравлен был тем, что выжил на войне, этим счастьем, которое воспринимал, как право… И только я, как он считал, поняла это в нем и приняла… Вот в чем дело…
Любопытно, знала ли Наташа Витьку таким? Или только этой женщине он так открылся? Что же это? Значит, какой-то малый процент от нашего «я» мы утаиваем от самых близких людей — жен, с которыми прожили долгую и даже счастливую жизнь, и открываем утаенное случайно тому, кто найдет и заденет эту немую, но натянутую в нас струну?..
Что-то от Витьки было в ее словах, я узнавал в них его характер, но сказал, вдруг обозлившись:
— А может, все проще? Без всякой философии?
— Неужели я выгляжу так примитивно?
— Нет, просто примитивны были сами обстоятельства…
— Которые свели нас, так, что ли?.. Ну хорошо, меня вы не знаете. Но его-то вы знали!..
Что ж, каждый видит в человеке важное для себя, остальное в нем либо не замечается, либо ему не придаешь значения. Лишь то, что годится тебе, увы, и составляет фразу «я знаю этого человека»…