Рассказы веера

Третьякова Людмила

Перестаньте льститься ложно

И мыслить так безбожно,

Что деньгами возможно

В любовь к себе склонять.

Любовники слепые,

За перстни дорогие,

За деньги золотые

Красотки городские

Лишь могут вас ласкать.

Должно быть, Безбородко не раз слышал эти

куплеты в исполнении прельстительной девицы, однако на то и сцена, чтобы угощать зрителей всякой небывальщиной. У него и сомнения не было, что Лизонька, так балуемая публикой, разбирается, где песенки, а где жизнь.

Восемьдесят тысяч «екатерининских» рублей – это целое состояние даже для очень обеспеченного человека. Что уж говорить о только начавшей свою карьеру артистке!

Однако Лизонька Уранова, взяв из рук сиятельного поклонника толстую пачку ассигнаций, швырнула ее в камин, возле которого грелась: тот вспыхнул, моментально сожрав необычное топливо. Оказалось, что у девушки есть возлюбленный, можно сказать, жених – известный и весьма высоко ценимый петербургскими театралами актер Сила Сандунов.

Наличие счастливого соперника лишь распалило Безбородко. Возможно, он действительно питал к Лизе нежные чувства и отнюдь не только золотом старался завоевать ее благосклонность. «Радость, выслушай два слова: где ты, светик мой, живешь?» Считается, что эти строки сочинил влюбленный вельможа в период его ухаживания за прелестной актрисой.

Но такие вирши никак не подействовали на неуступчивую Лизу, желавшую стать законной женой столичного премьера, и Безбородко вновь прибегнул к старому, как мир, средству – золоту. Одновременно пошел он в наступление и на Сандунова, которому пригрозили увольнением из театра. Существует и другая, редко упоминаемая, версия: актер обладал очень капризным характером, интриговал и постоянно требовал повышения жалованья. В это легко поверить – сложный характер Сандунова не раз становился причиной конфликтов и на сцене, и в жизни. Но домогательства вельможи его очень задели. Он пошел ва-банк. На одном из спектаклей актер прочитал перед распаленной всеми этими страстями публикой довольно смелый монолог собственного сочинения:

Теперь иду искать в комедиях господ,

Мне б кои за труды достойный дали плод.

Где б театральные и графы, и бароны

Не сыпали б моим Лизеттам миллионы.

Слова любимого публикой актера в самом расцвете мужественной яркой красоты – Сандунов был много старше своей Лизетты – произвели большое впечатление: зал взорвался аплодисментами, выражая свою солидарность с влюбленными.

Поддержка публики окрылила Сандунова и Лизу, они не собирались отступать и изыскивали новые способы защитить свою любовь. Невеста Силы Николаевича решила обратиться к самой императрице, причем на глазах у всех, прилюдно, чтобы, так сказать, дать возможность, матушке Екатерине проявить свою мудрость, доброту и справедливость по отношению к бедной девушке-простолюдинке.

Сила Николаевич Сандунов, видный мужчина, отличавшийся восточной жгучей красотой, выглядит на портрете романтическим героем. Грузинская кровь бурлила в нем, время от времени воспалявшееся самолюбие то и дело приводило к скандалам, которые бурно обсуждали обе российские столицы. Сцена, однако, не была единственной

страстью Сандунова. Как об актере о Сандунове давно забыли, а как о ловком предпринимателе помнят благодаря его знаменитым выстроенным в Москве баням.

Задумано и исполнено все было очень эффектно. Этот случай навсегда вошел в историю русского театра: во время спектакля, вместо того чтобы петь, певица в слезах упала на колени и протянула сидевшей в Эрмитажном театре государыне бумагу, в которой просила защитить ее от преследования.

Сегодняшние посетители этого очаровательного зала, где по-прежнему поют благородные рыцари и порхают бесплотные нимфы, вполне могут себе представить, как было дело. Лизоньке действительно ничего не стоило передать свою жалобу на домогательства и притеснения Безбородко прямо в руки самодержицы российской – ее кресло, впрочем, как и кресло виновника всего этого переполоха, стояло на расстоянии вытянутой руки от сцены.

Минерва Севера, так называли Екатерину, стала на защиту влюбленных, устыдив сластолюбивого вельможу и положив конец его проискам. Она даже уволила директора Соймонова. Словно в прекрасной сказке, финал оказался самым жизнеутверждающим: Лизонька, получив от государыни богатое приданое, обвенчалась со своим возлюбленным, да еще в дворцовой церкви. Говорили, что во время свадебного обряда исполнялись величальные песни, автором которых была сама императрица.

В воспоминаниях Ф. Кони рассказывается, что лист с текстом песни «Как красавица одевалася», собственноручно написанным Екатериной и, помимо всего прочего, подаренный молодым при венчании на память, хранился у супругов как драгоценная реликвия и был даже спасен Силой Николаевичем из горевшего при французах их московского дома.

* * *

Свадьба Сандуновых, однако, лишь на время приглушила скандалы на эрмитажной сцене. Опять начались жалобы, угрозы, пошли слухи о том, что старый сластолюбец добивается внимания супруги Силы Николаевича.

Государыне же эта затянувшаяся история в конце концов надоела. Она сочла за лучшее дать указание перевести Сандуновых в Москву, где было немало первостатейных театров. В газетах появилось сообщение, заставляющее под иным углом зрения взглянуть на жизнь бедных тружеников придворной сцены, которая обычно рисуется в драматических тонах.

Выясняется, что в апартаментах внушительного особняка на Гагаринской набережной «у отъезжающего отсель придворного актера Силы Сандунова имеются продажные мебели, зеркала, фонари, жирандоли, довольное количество эстампов в рамах и без рам, а также хорошее фортепьяно и другие вещи».

...Справедливости ради надо сказать, что противоборство «униженной и оскорбленной» актерской четы с Безбородко, без описания которого не обходится любое издание истории русского театра, все-таки напоминало хорошо спланированную рекламную акцию. Страдания неподкупной Лизаветы явно преувеличены, а ее эффектные стычки с таким важным лицом, как Безбородко, на глазах жаждущей подобных зрелищ публики лишь подогревали к ней интерес.

Как и все актрисы, эта екатерининская певунья никогда не брезговала подношениями. Их изобилие наводило ее ревнивого мужа на самые мрачные мысли. В конце концов, пишет А. А. Иванов в своих замечательных «Петербургских историях», Сила Николаевич, перебравшись с женой в Москву, «отдал в пользу сирот, в Воспитательный дом все драгоценности, полученные Лизой от петербургских поклонников».

...В Первопрестольной Сандуновы, чьи таланты москвичи оценили по достоинству, были очень востребованы на сцене. Семейное же благополучие осложнялось, пожалуй, одним – отсутствием детей.