Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Я, Джон Ридд, фермер из Орского прихода, что в графстве Сомерсет [1] , кое-что повидал на своем веку и кое-что совершил в наших краях, и потому, любезные читатели, если вам по нраву простая история, рассказанная простым языком, я всецело к вашим услугам.

Читающий эту книгу должен иметь в виду, что пишу я ее для того, чтобы люди как следует узнали о нашем при­ходе, что сам я — бесхитростный, не Бог весть как образованный человек, никаких языков, кроме родного, не знающий и что все мудреные слова, какие мне известны, вычитаны из Библии да из мастера [2] Вильяма Шекспира. Тут, одним словом, я малосведущ, но вот фермерское свое

дело, будьте уверены, я знаю назубок, и уж тут мне пальца в рот не клади.

Отец мой был зажиточным — по здешним эксмурским меркам — человеком [3] и владел самой большой и лучшей из трех ферм, на которые разделен наш приход. Будучи великим почитателем всякой учености и умея без ошибки подписывать собственное имя, он послал меня, своего един­ственного сына, в школу в Тивертон, что в графстве Девон­шир [4] . Основал ее в 1604 году достопочтенный Питер Бланделл, торговец одеждой из Тивертона, и потому школа на­зывается Бланделл-Скул.

К двенадцати годам я уже читал по-латыни Цезаря — с помощью английского перевода — и уже начал изучать греческий, хотя все — кроме моей матушки — считали ме­ня большим тугодумом.

Если вы сомневаетесь, что я учился в Бланделл-Скул, потому что от давних тех премудростей у меня в памяти мало что осталось, сходите в школу и увидите собствен­ными глазами: там на одной из парт, за которой я сидел, вырезано мое имя — «Джон Ридд». И, быть может, именно сейчас, в эту самую минуту, мой юный внук сидит на том же месте и, вооружившись, как я в свое время, перочинным ножом, усердно продолжает летопись нашего достойного рода.

Я покинул Бланделл-Скул 29-го ноября 1673 года, в тот день, когда мне исполнилось двенадцать лет. Ниже я расскажу, почему и как это произошло.

Дело было в четверг. В пять часов пополудни школьники высыпали во двор, и «дневные мальчики», то есть те из нас, кто жил в семьях и приходил в школу по утрам, стали расходиться по домам. Двойные железные ворота закрылись за ними, и мы, шесть-семь человек,— все ученики младших классов, — жившие при школе постоянно, с за­вистью глядели им вслед, вцепившись в железные прутья. Солнце мало-помалу уходило за горизонт, а мы все глядели за ворота, потому что хотели увидеть, как мимо нас под охраной солдат проведут лошадей, груженных товара­ми. «Дневные мальчики» заверяли, что караван прибудет в Тивертон до темноты, потому что они слышали, будто мастер Фаггус, известный разбойник, преследует отряд по пятам. Мастер Фаггус был моим родственником, так что слава о нашем семействе гремела нынче по всем дорогам и докатывалась даже до Лондона. Школьные мои приятели поминутно спрашивали меня, что я обо всем этом думаю, но я отмалчивался и пожимал плечами, хотя, конечно же, болел за родственника всей душой и втайне надеялся, что ему удастся отбить лошадей у отряда.

Вдруг один из мальчишек, Робин Снелл, оттолкнул меня от ворот и ударил в живот. Недолго думая, я тут же дал ему по физиономии. Тогда, склонив голову, Снелл на­нес мне такой удар

в грудь, что у меня даже дыханье пере­хватило. И не успел я прийти в себя, как мальчишки уже постановили, что между нами непременно должен состояться поединок. Но прежде они решили дождаться, когда мимо ворот проведут лошадей, а уж потом идти на то место, где мы обычно лупили друг друга при свидетелях и по всем правилам. А поскольку стало смеркаться, мальчишки при­думали расставить по краям ринга горящие свечи.

Лошади показались на дороге внезапно. Но шли они с другой стороны, и было их всего две, и на той, что покруп­нее, ехал краснорожий детина по имени Джон Фрай, старший работник на ферме у моего отца.

– А скажите, добрые господа, — крикнул он, подъезжая к порогам,— где тут наш Джон Ридд?

– Да вот же он, — ткнул пальцем в мою сторону какой-то карапуз.

– Ну-ка, ну-ка, — промолвил Джон Фрай, — покажи-ка мне его,

Тут мальчишки устроили невообразимый галдеж, и на меня указало сразу несколько пальцев.

– Эй, Джон! — крикнул я. — Ты зачем сюда приехал? Праздники начнутся только через две недели в среду. Тебе ли этого не знать?

– Да знаем мы про это, мистер Джен [5] , знаем, — ответил Джон, наклонившись в седле. Он говорил каким-то странным тоном, отводя от меня глаза. — Мы про это пом­ним, да вот матушка твоя запасла для тебя целую кучу яблок, а старая Бетти печет сейчас знатные пудинги. И, за­меть, все это тебе, парень, все до крошечки.

 Тут Джон Фрай осекся. Хорошо зная Джона, я встревожился, почувствовав, что за этим кроется что-то неладное.

– А отец? Он-то как? — спросил я, отшвыривая мальчишек налево и направо, потому что они все время мешали нам говорить и липли на ворота, как мухи на мед. — Джон, а, отец, что, в городе? Ведь это он всегда приезжает за мной и никогда не перепоручает этого другому.

– Батюшка твой встретит нас на полпути,— ответил Джон.
– Он не смог выехать из дому, потому что там сейчас готовятся к Рождеству.

Беседуя со мной, Джон пристально рассматривал лошадиную холку, а я, зная Джона как своих пять пальцев, чувствовал, что он лжет. Но мне уже было все равно, что и как он говорит, потому что сердце мое вдруг стало тяжелей свинца и я, прислонившись к воротному столбу, понял, что уже ни с кем не хочу драться. Я даже не щелкнул по носу свою маленькую лошадку по имени Пегги, которую Джон. Фрай привел с собой и которая во время разговора все пыталась протиснуть мордочку сквозь толстые прутья ворот.

— Пойдем, Джон, — сказал один из мальчишек.— Ро­бин врезал тебе, а ты врезал Робину. Забыл, что ли?

— Заплати долг, прежде чем уезжать, — сказал, подхо­дя ко мне, один из старших школьников. — Ты должен, Ридд, поставить точку в этом деле.

— Должен! Должен! Наподдай Снеллу, если товарищи просят! — выпалил мне чуть ли не в ухо один низкорос­лый мальчуган, который был в нашем классе предводите­лем, потому что слыл за большого умника.

Все мальчишки хотели, чтобы я схватился со Снеллом, но у меня на душе было так неспокойно, что драться не хо­телось вовсе. Я смотрел то на одного, то на другого своего товарища, не решаясь что-либо предпринять. Драки я не боялся: я уже три года учился в Бланделл-Скул и дрался я здесь, по меньшей мере, раз в неделю, и потому мои то­варищи хорошо знали, чего стоят мои кулаки. Все дело в том, повторяю, что свинцовая сердечная тяжесть не давала мне думать ни о чем, кроме родного дома. Все остальное стало несущественным.

— Нет, — сказал я, стоя спиной к воротному столбу,— не буду я нынче с тобою драться, Робин Снелл. Подожди, пока я вернусь.

— Тогда ты трус, Джон Ридд! — разом закричали с полдюжины мальчишек.

Я ничего не ответил, поглядывая то на Джона Фрая, то на его лошадь по имени Смайлер, то на маленькую Пегги. А Джон, пряча глаза, рассматривал мои сжатые кулаки.

— Ну что, драться мне или нет, Джон? — спросил я, наконец. — Если бы не твой приезд, я бы ему всыпал.

— Полагаю, лучше драться, Джен,— шепотом ответил Джон Фрай через прутья ворот.— Тебе еще не раз придет­ся постоять за себя, так что начинай прямо сейчас. Попро­си, паренек, швейцара, чтобы впустили меня, а я присмот­рю со стороны, чтобы все было по-честному.