Римлянин. Финал
Шрифт:
Христианских рабов у османов осталось не так много, но они ещё есть и регулярно пополняются с посильной помощью берберских пиратов, пользующихся резким ростом цен на разумную скотину…
А Таргусу выгодно получать в своё распоряжение тысячи людей, считающих себя обязанными лично ему. Тот факт, что их поимка людоловами как-то косвенно связана с тем, что император выкупает людей, далеко не прозрачен для обывателей. Всё-таки, они не мыслят глобальными категориями, а всё, что их заботит — это их личная судьба.
Берберы — это бич Европы, причём с каждым днём они становятся всё
Новые викинги-работорговцы богатеют на рабовладельческой системе Османской империи, которая кровно заинтересована в том, чтобы получать любые доступные количества рабов. Во-первых, у них на этом работает часть экономики, а во-вторых, султан хочет современную артиллерию и артиллерийские бомбы…
Это рабочая бизнес-модель — продажа европейских рабов османам, поэтому берберы построили на этом свою государственность. Рано или поздно, появится какой-то самый успешный пират, который станет маликом — тогда он консолидирует разрозненные пиратские группировки и организует эту хаотичную бизнес-модель в нечто, похожее на корпорацию… И это превратит берберов в общеевропейскую проблему.
Сейчас, по косвенным данным, они похищают с побережий не менее 17–19 тысяч человек в год. Упор делается не на женщин, как это было раньше, а на трудоспособных мужчин. На самом деле, они забирают всех, кому не повезло, ведь османы купят кого угодно, но предпочитают забирать мужчин, имеющих больше шансов пережить неблизкое путешествие до Стамбула, где их продадут в розницу.
Раньше берберы похищали не более 7–8 тысяч человек в год, но теперь, когда средняя цена за раба выросла втрое, масштаб похищений вырос. Их видели у берегов Ирландии и флота англосаксов они не боятся — все риски перекрывает маржа.
— Я выбрала два десятка перспективных, — ответила Зозим. — Если пройдут экзаменацию, начну готовить их на низовые должности.
«Бесперспективные» отправятся осваивать земельные наделы или рабочие профессии. А самые отчаянные из них завербуются в легион. И они пройдут десятки тысяч километров по бесконечным дорогам империи, приращая ей земли, принося победы и овеивая её бессмертной славой.
Но легионы — это убыток для экономики, они приносят деньги только опосредованно, а в остальное время пожирают их, как зыбучие пески Сахары. А вот кто точно приносит деньги — это крестьяне и рабочие.
Земель у империи много, а ещё у неё очень много стали, поэтому крестьяне легко получают наделы и обрабатывают их, чтобы зарабатывать себе на жизнь.
Сколачивание крестьянских общин и слишком крупных кооперативов, как и прежде, строго запрещено, потому что крупное коллективное землевладение — это путь к стагнации и бессмысленному залёживанию земель, поэтому каждый крестьянин в державе Таргуса является единоличником.
В конце концов, конечно же, будущее за крупными агрохолдингами, которые будут брать эффектом масштаба, но, в нынешней ситуации, единственный рабочий вариант — сельский индивидуализм.
Как только
В державе Таргуса крестьяне свободны и лично владеют дарованными императором землями, тогда как у тех же франков эта свобода липовая. (1)
На всех территориях державы Таргуса отменены все эти оброки, десятины, а государственные налоги упрощены и унифицированы, чтобы взимать сущую мелочь, но гарантированно. Постепенно, по мере роста централизации, налоги будут расти, но подниматься до прежнего уровня они будут десятилетиями. Никто и не заметит, как через тридцать-сорок лет казна будет лущить с фермеров и производств по 30–40% налогами, но оставшегося будет хватать не только на прокорм себя и иждивенцев, а ещё и на развитие хозяйств и предприятий.
Поэтому-то крестьяне сейчас не очень склонны «вписываться» в мятежи — они ещё не пришли в себя от того, что он дал им просто в момент своего воцарения. Им нужно время на осознание, а потом они станут его надёжнейшей опорой. Нигде в мире больше никто не даёт таких свобод и гарантий, нигде, кроме державы Таргуса.
Сейчас им очень не нравится романизация, но это неизбежность и, можно сказать, плата за то, что он дал им сейчас и даст в будущем.
— С расселением освобождённых всё по плану? — уточнил Таргус. — Сколько предпочли вернуться в родные края?
— Всё идёт согласно плану, — кивнула Зозим. — Домой отправилось примерно полторы тысячи человек. Кстати, есть трое крестьян, оказавшихся у нас уже во второй раз…
— И снова решили вернуться на родину? — с усмешкой спросил император.
— Да, — улыбнулась герцогиня.
— Значит, ещё увидимся, — произнёс Таргус. — Ничему не учатся — сама судьба толкает их начать новую жизнь…
//Австрийские Нидерланды, г. Антверпен, 2 февраля 1750 года//
— Хватит возиться с этим дерьмом! — рыкнул капитан Георг Мейзель. — Нужно завалить ров фашинами! Используйте осадные щиты!
Легионеры схватились за мантелет и оттащили его назад.
Это новая разработка Промзоны — высокий пуленепробиваемый щит на колёсах, предназначенный для прикрытия личного состава при штурме укреплений.
Привезли их последним составом, по железной дороге, в количестве пятидесяти штук.
В мантелете предусмотрены бойницы, которые можно закрыть стальными заслонками, если возникнет такая необходимость, а ещё они на резиновых колёсах, что повышает их мобильность. Но они слишком тяжелы и охотно застревают в грязи. А грязи здесь много — достаточно, чтобы замедлять людей и лошадей, не говоря уж о подобных штуках…