Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
Шрифт:
– Мне сорок первый год. Ну, соврала, скостила несколько лет. Вообще не знаю, зачем я это написала.
– Про сорок первый? Я тоже не знаю. Дату рождения ты в профайл вбила честную. Как человек, полностью выдрессированный отечественной бюрократической системой, и вообще – материально ответственное лицо.
– Да нет, я про сайт этот! – Марго полыхала всеми цветами заката.
– Да ладно, это забавно! Я сама как-то раз зарегистрировалось – пару дней развлекалась, как сумасшедшая.
– Ага. А Панин мне мозги пудрил из-за этих твоих развлечений.
– Короче, вот как надо! –
– Шутишь, да?
– Изменить профайл? Да, дорогой! Измени-ка нам профайл! – И Татьяна Георгиевна с выходом и некоторой гусарской лихостью нажала на кнопку «Enter».
– Танька, что ты делаешь?!
– А ты что делаешь? – Мальцева захлопнула лептоп и сделал начальственное лицо. – Тащишь мне сюда в пять утра необследованную девицу, наверняка неконтрактную, да ещё и…
– С поперечносуженным тазом, – понурила голову Марго. – Тань, клянусь богом, чисто из ёбаного гуманизма! Девчонка эта с мамашей в соседнем подъезде живут. Там не жизнь, а чисто Горький, «На дне». Так ты что, из мести мою страничку загадила? – опомнилась Марго и посмотрела на подругу укоризненно.
– Из сострадания! Вечером откроешь почту – удивишься. Не это самое – так хоть согреешься. А с тем, что у тебя там прежде висело… Сорок первый год! Надо же! … Кто сегодня в родзале дежурит?
– Маковенко. До шестнадцати ноль-ноль.
– Вот её и вызывай на свою девицу.
– Та-а-ань, ну поперечносуженный же таз!
– А я что могу сделать? Как природой суждено, так и…
– Слушай, ну там и так не…
– …не жизнь, а чисто «На дне». Понятно. Но я-то тут при чём? И так по всему роддому разговоры, что в обсервации работает только Мальцева. Исключительно в связке со Шрамко. Где Мальцева – там и Шрамко. Где Шрамко – там и Мальцева. Ты сама журнал родов открой, почитай! А молодым где учиться? На трупах? Возникнут проблемы – не брошу. На то я и заведующая. А пока – Маковенко Светлана Борисовна. Всё равно баб сюси-пуси волнуют куда больше врачебной квалификации. Скажешь, что твой клиент – Маковенко вся сладкой влагой истечёт. Да и времени у неё больше, чем у меня. У меня сегодня плановое на пятом.
– Профессору ассистируешь? – ехидно засмеялась Маргарита Андреевна.
– Ага. Бартер у нас. Я ей «ассистирую», она за меня все подписи на допуск статьи в печать ставит. Долбаная ещё эта диссертация! Зачем я только ввязалась? – Татьяна Георгиевна запустила руки в волосы и на несколько секунд закрыла глаза. – Так! Когда ты мой кабинет отремонтируешь, а?!
– Через неделю.
– Ты неделю назад говорила «через неделю»!
– Тань, ну то одно, то другое. В рекламе все такие правильные, а на деле – шабашники колхозные. Я же хочу,
– Этого я и боюсь, – пробормотала себе под нос Мальцева.
– Что ты там фыркаешь?! Я наступила на горло собственной песне! Ничего розового. Всё, как ты любишь – в скучных пыльных тонах.
– Да?!
Татьяна Георгиевна бросила красноречивый взгляд на угрожающе фестончатые карнизы.
– Это не тебе, успокойся. Это на буфет. Кстати, а что там у тебя с форматными двадцатипятилетними шатенами? А Сёма почему тебя баиньки уложил, а сам к Варваре отправился? А где наш Волков Иван Спиридонович с его алюминиевой «Мандалой»?
– Маргарита Андреевна, проведите беседу с вверенным вам средним персоналом. У нас интерны по ночам трамадол пациенткам в вены льют. Мне не жалко. Я даже за. Но за одно место холодными руками возьмут вас. А всё почему? Потому что ваши подчинённые хранят медикаменты не слишком должным образом.
– Кто?! – аж задохнулась Марго, моментально забыв о перипетиях половой жизни подруги.
– Вот и разберитесь, кто. А я пошла. У вас в кабинете тоже невозможно работать. И, – Мальцева смягчила тон, – Маргоша, я не специально на твою страничку на сайте знакомств зашла. Я просто хотела посмотреть кое-какую информацию, а у тебя стартовая открылась.
– Да перестань. Во-первых, у меня от тебя нет секретов. А во-вторых – ерунда это всё. Полная чушь.
Ровно в девять тридцать Татьяна Георгиевна Мальцева стояла помытая и одетая в операционной физиологического родильно-операционного блока. На месте первого ассистента. Рядом с нею, на месте ассистента второго, стояла – тоже, разумеется, в полной боевой готовности – Оксана Анатольевна Поцелуева. На столе лежала изрядно напуганная молодая женщина. Святогорский делал недовольное лицо. Операционная сестра, санитарка и анестезистка понимающе переглядывались. Профессор опаздывала. Пардон – задерживалась.
– А где Елизавета Петровна? – нервно поинтересовалась со стола беременная.
Поцелуева щёлкнула пальцами в анестезиолога. Тот кивнул анестезистке. Та ввела что-то в жилу капельницы.
– Зачем тут две эти стер… – успела прошипеть пациентка и вырубилась.
– Пущай поспит, во сне время быстрее идёт, – удовлетворённо кивнул Аркадий Петрович. – Как жизнь, стервы?
– В одиннадцать моя плановая. Где эта пизда? – мрачно поинтересовалась Оксана Анатольевна.
– Это вся твоя жизнь, Засоскина? «В одиннадцать моя плановая»? Скучно живёшь.
Операционная сестра конём перетаптывалась у своего столика. Анестезистка скучно глядела на мониторы.
– Лаборантку вызови, – попросила Святогорского Татьяна Георгиевна. – Пусть тут стоит, наготове.
– Типун тебе на язык!
– Аркаша, мой язык уже давно в мозолях. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Особенно в те редкие дни, когда наша профессор решает взять в руки скальпель.