Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
Энн невольно позавидовала восхитительной красоте сестры и в то же время искренне порадовалась, что досадное недоразумение со щенком разрешилось благополучно. Конечно, ей даже в голову не могло прийти, что все было подстроено специально, с целью создать ей соответствующие условия для удобства рандеву с мистером Уэйтменом.
— Слава Богу! — сказала Энн, облегченно вздохнув. — Слава Богу, что он нашелся! Моя сестра так привязана к этому щенку! Думаю, она не пережила бы разлуки с ним, да и я тоже… Но, прошу простить меня, мистер Уэйтмен. Мы с Эмили как раз совершали прогулку, я должна
— И оставить меня в благословенном одиночестве? Вы не находите, что в таком случае поступаете со мною слишком жестоко? — вопросил молодой человек самым серьезным тоном, взглянув девушке прямо в глаза, что заставило ее невольно покраснеть от смущения. — Во всяком случае, — продолжал он невозмутимо, — мне было бы очень грустно лишиться вашего общества именно сейчас… А, кроме того, похоже, ваша сестра вас покинула; взгляните, она направляется совсем в другую сторону и ваш Кипер с нею. Видно, они про вас забыли, так к чему нарушать столь мирную идиллию?
Энн стояла в растерянности и молчала, устремив свой взор на Эмили и Кипера, которые и вправду величественно удалялись в глубину бесконечной суровой гряды холмов, плотным кольцом окружавших эту заповедную местность.
— Вы и в самом деле так сильно расстроились из-за вашей собачонки, мисс Бронте?
— Да, конечно! — ответила Энн с такой неистовой горячностью, о которой тотчас пожалела.
— В таком случае, быть может, хотя бы это принесет вам какое-то утешение? — Уильям Уэйтмен достал из-за пазухи несколько чудесных первоцветов и галантно вручил девушке.
— Бог мой! — невольно вырвалось у Энн. — Первоцветы! Мои любимые! Но как вы догадались?
— Я наводил справки о ваших вкусах, — весело рассмеявшись, сказал Уильям Уэйтмен.
— Никогда бы не подумала, что вы можете помышлять обо мне хоть минуту, — тихо ответила пасторская дочь.
— Говоря серьезно, сам я предпочитаю эти цветы всем остальным. А коль скоро я заметил, что наши вкусы и мнения во многом совпадают, то мог надеяться, что так случится и на этот раз, — пояснил молодой викарий, — и, судя по всему, я не ошибся. Кстати, я много наслышан о ваших художественных и музыкальных дарованиях. Не окажете ли вы любезность позволить мне послушать вас и посмотреть ваши рисунки?
— Но кто сказал вам об этом?
— Ваши сестры, конечно.
— Я так и думала! Они всегда неизмеримо преувеличивают мои способности. А между тем я и вполовину не такая искусная художница, как Шарлотта, и вполовину не столь утонченная музыкантша, как Эмили Джейн. Несомненно, вы получите гораздо большее удовольствие от их мастерства, нежели от моего невежества.
— Ваша скромность, бесспорно, делает вам честь, молодая леди. Однако я настаиваю на своей просьбе. Позвольте вас заверить, что я отнюдь не знаток ни в музыке, ни в рисовании и получаю эстетическое наслаждение от всего, что так или иначе радует взор и слух.
— Боже правый! — словно внезапно очнувшись от непреодолимого наваждения, воскликнула Энн. — Прошу прошения, мистер Уэйтмен, я была так сильно поражена вашим неожиданным подарком, что позабыла даже поблагодарить вас за него!
— О чем это вы? — вопросил мистер Уэйтмен, устремив пристальный
Энн быстро опустила взор и густо покраснела.
— Поверьте мне, — продолжал он с небывалым дотоле трепетным пылом, — что этим своим поступком я отнюдь не преследовал каких-либо корыстных целей по отношению к вам. Мне всего лишь хотелось выразить свое безмолвное восхищение… Я не осмеливался и помышлять о вашей благодарности. Но если вы и впрямь хотите поблагодарить меня, то почему бы вам не сделать это сейчас?
— Благодарю вас, сэр, — пролепетала Энн, робко подняв взор.
— Сэр? — молодой человек издал легкий смешок. — Не слишком ли помпезно это звучит для столь скромной персоны, как я?
— Ничуть, — просто ответила девушка. — Я всего лишь хотела бы воздать вам дань своего искреннего уважения, которого вы, несомненно, заслуживаете.
— И поэтому вы обращаетесь ко мне, словно я дворянин. Право слово, мисс, вы бы еще сказали мне «ваша светлость», «милорд» или «ваша милость»! Уверяю вас, все это не составило бы никакой разницы с вашим учтивым и официальным «сэр».
— Вы смеетесь надо мной, мистер Уэйтмен, — в отчаянии промолвила Энн, с трудом сдерживая обиду.
— Нисколько, — серьезно ответил он. — Просто мне было бы более приятно, если бы вы звали меня по имени — Уильям. Хотя бы теперь, когда мы одни.
Сказано это было очень спокойно, мягким и примирительным тоном, однако дочь пастора снова смутилась и еще гуще покраснела.
— Вы не против? — осторожно осведомился юноша.
— Мне кажется… — робко ответила она. — Я полагаю…
— Что же? — спросил мистер Уэйтмен, устремив на девушку пытливый, настойчивый взор.
— Простите. Мне невыносимо горько думать, что мои слова могут вас обидеть. Но… к сожалению, сейчас я не могу исполнить вашей просьбы: мне кажется, она слишком поспешна.
— Поспешна? Но почему?
— Ведь мы совсем мало бываем в обществе друг друга. Вероятно, за весь период вашего пребывания в Гаворте вы говорили со мною не больше двух-трех раз, включая этот.
— Но иногда бывает довольно и единого взгляда, единого слова, чтобы… — невольно вырвалось из уст юного викария, чье существо в этот момент находилось в безраздельной власти неудержимого восторженного порыва, но он вовремя спохватился и, обуздав свои чувства, резко смолк.
Энн подняла взор. В ее широко раскрытых прекрасных глазах отражалось робкое недоумение, вот-вот готовое смениться блаженным светом подлинного счастья. Девушка словно внезапно погрузилась в дивную сладко обжигающую негу чарующего сказочного сна, бурным стремительным потоком вливавшегося в ее сознание, подымая в нем яркое, горячее пламя новой полнокровной жизни. «Что же, что он хотел сказать мне?» — вот вопрос, мучительно терзавший в те мгновения младшую пасторскую дочь.