Роман женщины
Шрифт:
— И что это мне вздумалось влюбиться в девочку?
— Это пройдет!
— Следовало бы; а между тем я уеду из Парижа.
— К чему? Рассудок может вылечить вас скорее разлуки; тем более что вы не имели еще времени влюбиться серьезно. Общество ваших друзей развлечет вас, и вы забудете это ребячество — иначе нельзя и назвать ваше увлечение.
— Милая Юлия, я никогда не видал вас сострадательною.
— Потому что и я не видала вас никогда грустным. Вы думали, как и многие, что я похожа на всех подобных мне женщин, только немного умнее их. Вам и в голову не приходило, что в моем сердце есть нежные струны, которые могут
Юлия проговорила эту тираду расстроенным голосом, в котором иногда слышались до того страстные порывы, что Леон с жаром поцеловал протянутую ему руку.
— Простите, дорогая Юлия, право, моя неудача раздражает меня против воли. Это пройдет скоро; впрочем, я готов избавить вас от моего присутствия — я уйду.
— Напротив, лучше останьтесь со мною; мы отужинаем вместе.
— Благодарю, мне не хочется есть.
— Может быть; я же привыкла ужинать, но не будучи в состоянии сидеть за столом одна, прошу вас, останьтесь. — Сказав это, Юлия позвонила.
— Подать нам ужинать, — сказала она вошедшему слуге.
Через минуту был подан ужин. Юлия села.
— Свадьба эта, без сомнения, была решена заранее в умах графа и де Бриона, — начала Юлия. — Я думаю, уезжая из Парижа, он уже имел это намерение.
— Нет, он не знал девицы д’Ерми, — отвечал Леон, — это дело завязалось в Поату.
— И он точно влюблен в нее?
— До безумия.
Юлия прикусила губы.
— Он вам все рассказывал? Я думаю, тут много чувствительного? — спросила она.
— Слушая его, я даже забыл, что говорил де Брион, так все казалось мне несходно с теми понятиями, которые я о нем составил себе.
— Так вот что! Де Брион человек твердый, серьезный, попался в сети ребенка… Орел пленен голубкой — это должно быть очень любопытно. Без сомнения, он просил вас сохранить в тайне это признание.
— Нет, он был очень мил; он говорил со мною, как с другом, заметив мне, что я первый, кому он поверяет совершенно новые для него ощущения.
— Разумеется, он с гордостью признавался вам в этом; он гордился, что мог внушить к себе такое чувство?
— Нимало. Он сказал: «Мария д’Ерми прекрасна и так достойна быть любимой, что если вы любите ее серьезно, то я понимаю ваши страдания; но, — прибавил он, — вы слишком мало знаете ее, чтоб это чувство могло глубоко запасть в ваше сердце. Вы молоды и потому увлечены гораздо более ее красотою, нежели ее нравственными достоинствами. Не сердце, но ум и чувствительность ваши играют во всем главную роль». Может быть, это и правда… но, во всяком случае, он счастлив…
— Разве счастье впервые посетило его вместе с этим чувством? — с намерением спросила Юлия.
— Я так думаю, — отвечал
— Вам нужно развлечься какою-нибудь связью, милый Леон, — сказала она, вставая из-за стола и садясь возле маркиза.
— Да где ж я найду женщину, которая походила бы на прекрасную д’Ерми?
— Как знать? — сказала она, позвонив опять. — Убрать это, — продолжала она, обращаясь к вошедшему слуге, — мне не нужны ни ты, ни горничная — скажи швейцару, чтобы никого не принимали.
Леон посмотрел с удивлением.
— Вас пугает наше уединенное положение? — спросила она Леона.
— Напротив, я слишком счастлив…
— Не считаете ли вы необходимостью принуждать себя быть любезным, чтоб успокоить совесть?..
— К чему это послужило бы? Вы не любите меня.
— Кто же виноват в этом?
— Конечно, вы.
— Я? Напротив, я всегда была расположена любить вас, — возразила Юлия, снимая рукавчики. — Потрудитесь расстегнуть мне платье.
— С удовольствием. Вы собираетесь лечь спать? — спросил он, окончив предложенную ему работу, намереваясь уйти.
— Разве вы боитесь увидеть в постели женщину?
— Нет; но мое присутствие может помешать ей исполнить свое намерение…
Юлия сняла платье и бросила его на кресло. Она подошла к камину, и отблеск пылавшего огня озарил прелестные формы ее груди, на которые Леон смотрел против своей воли. Плохая действительность может заставить иногда забыть самую лучшую мечту.
— Увы! — проговорил он, не сводя глаз с ее прелестной груди.
«Как видно, — подумала Юлия, заметив смущение и трепет Леона, — каждым из мужчин можно овладеть одним и тем же…» Потом она подошла к кровати и улеглась.
— Ну, — проговорила она, — сядьте около меня и потолкуем.
— О чем могу я толковать в эти минуты? — возразил Леон.
— О том же, о чем говорили.
Леон молчал.
— Который час? — спросила Ловели.
— Одиннадцать.
— Уже! — воскликнула она.
— Приятно слышать…
— Что же, разве я когда-нибудь скучала с вами?
— Да, в этот вечер я глуп до бесконечности.
— Иначе и быть не может, вы влюблены, это пройдет; знаете ли, — продолжала она, — если вы теряете очаровательную супругу, то и девица д’Ерми теряет самого милого мужа.
— А я вам скажу, — возразил Леон, взяв руку Юлии, — что если де Брион приобретает очаровательную женщину, женясь на Мари, то теряет восхитительнейшую любовницу, отказываясь бывать у вас.
— Я не так честолюбива, чтобы могла сравнивать себя с девицею д’Ерми.
— Вы прекраснее ее…
— Нет, начать с того, что мне уже не 16 лет. Разве я была кем-нибудь так любима, как Эмануил любит этого ребенка? Я имела любовников, но не знала любви. А между тем, я еще молода и хороша собою и так же, как другие, имею душу и сердце. Я чувствую в себе еще способность полюбить человека, который бы приблизился ко мне без посторонней мысли и который в моей любви видел бы не одну чувственность и негу; человека, который бы любил меня для себя, а не для меня, который бы не считал себя обязанным платить за мои ласки и которому я могла бы сказать то, чего до сих пор я не смела никому поверить, — мои мечты, мои сладкие и отрадные воспоминания детства, они умрут под пеплом моей истлевшей жизни. Да, — продолжала она, сжимая руку Леона, — я чувствую, что могла бы сильно любить человека, который бы меня понял…