С тобой моя тревога

Волков Константин Сергеевич

Уехать не пришлось ни на следующий год, ни даже на пятый. Лидия Федоровна развела вдоль веранды цветник. Год назад садовод соседнего колхоза старик усто-Мурад привил на ее красные розы необычайно красивые — «Победу» и «Президента Гувера». Розы цвели с мая до конца октября, даже в ноябре — до первого заморозка. В больших цветочных горшках пышно расцвели хризантемы — белые, чуть прозрачные, будто вылепленные из воска, желтые, красные. Хризантемы с вьющимися, почти кудрявыми, лепестками и с лепестками длинными и острыми.

Лидия

Федоровна была ровесницей мужа, но казалась старше его. Больше всего ее старила не седина, а покорно опущенные узенькие плечи и непроходящее скорбное, какое-то иконно-мученическое выражение сухощавого лица.

Особенно сдала она, когда единственная дочь Оленька окончила университет, вышла замуж за однокурсника и вместе с мужем уехала в Воскресенск. То, что Ольга с Игорем попали при распределении на Воскресенский завод, вначале даже обрадовало Лидию Федоровну: «Теперь, может, и мы быстрее уедем. Только бы Сергей Петрович захотел этого и начал хлопотать…»

Но он все не хотел. Ему нравилось здесь. Подруг или близких приятельниц у Лидии Федоровны не было. Долго, очень долго она только и ждала возможности вернуться на старое место. Жила надеждой. Поэтому и мебелью не обзаводилась и садом и цветами занималась, чтобы убить время. Она мало куда выходила из дома: раза два-три в неделю ездила автобусом в город — в магазины, на рынок, раз в неделю ходила с мужем в кино. Много читала.

За день несколько раз смахивала сухой тряпкой невидимую пыль со стульев, стола, влажной тряпкой обтирала кожано-жесткие листья фикуса, поливала цветы, собирала семена.

Фруктов на деревьях было много: еще висели на ветвях оранжевые с красными боками персики, гнулись ветки от фиолетовых, крупных, как куриное яйцо, слив. Воробьи и сизоворонки бесчинствовали в саду, клевали сочные плоды, и те обрывались и падали на землю. Лидия Федоровна слушала, как падают плоды: яблоки ударялись о землю гулко, упруго, сливы и персики шлепались, разбрызгивая сочную мякоть и сок вокруг. С алычи плоды осыпались с дождевым шелестом. Лидия Федоровна не могла привыкнуть к тому, как падают яблоки и персики, и, услышав, всякий раз испуганно вздрагивала.

Она нередко нет-нет и всплакнет в одиночестве. А сегодня, накрывая на стол, вновь затеяла разговор:

— Неужто зиму зимовать? Сил моих нет! Шестой год…

Сергей Петрович погладил ее руку.

— Может, и зиму. Скоро цех грануляции запустим… А в парокотельной ребята решили теплицу построить. Овощи зимой будут! — бодро воскликнул он, стараясь отвлечь Лидию Федоровну от грустных дум.

…Шесть лет назад его послали строить этот завод. А когда достраивал, предложили готовить из строителей кадры технологов, — и это он выполнил. И тут же был утвержден директором выстроенного завода. Вот уже три года руководил предприятием, совершенствовал оборудование и технологию, внедрял автоматику, механизацию и был счастлив в этой увлеченности делом.

— Когда

же тебя, наконец, отпустят или переведут? Написал бы куда следует…

— Никуда я не буду писать! Поняла?! Мне здесь интересно, понимаешь? Если хочешь, поезжай к Оле или к сестрам. Погости зиму.

— А ты не сердись, Сережа! Как же я тебя одного оставлю? Обеды кто тебе будет готовить?

— Не маленький! Столовая есть… Ну что ты заладила? Ни-ку-да я сейчас не хочу ехать. Все! Разговор исчерпан!

— Сережа, не кричи ты на меня! — Веки у Лидии Федоровны стали краснеть.

— Извини. — Он взял из вазы большой краснобокий персик, очистил от замшевой кожицы, протянул жене: — Съешь, Лида… Ты совсем не ешь фруктов.

Как всегда, они обедали на застекленной веранде. Через ровные промежутки времени включался и выключался холодильник; когда мотор переставал гудеть, было слышно, как разбиваются о землю плоды.

— Позвони в детсад, пусть придут за фруктами, — сказал Сергей Петрович.

— Уже приходили…

— В поселковой библиотеке инвентаризация. Устаревшую литературу списать надо… Помогла бы, Лида…

— Ладно, — покорно согласилась она, понимая, что муж хочет хоть чем-нибудь отвлечь ее от грустных дум, от домашнего затворничества. — Завтра пойду.

Дорофеев не раз жалел, что с первых дней приезда не настоял на том, чтобы жена пошла работать: Оленька кончила среднюю школу в городе, школы тогда в поселке еще не было. Потом готовилась в институт. И пять лет Лидия Федоровна провожала дочь до автобусной остановки и встречала из института, предварительно закутав в одеяла кастрюльки с обедом для Сергея Петровича.

Глава третья

«У НАС НЕ ФИЛИАЛ…»

Петя Зайцев поднялся на второй этаж женского общежития, постучал в одну из дверей.

— Входите! — услышал он и осторожно так, чуть-чуть, чтобы можно было предупредить, не заглядывая в комнату, приоткрыл дверь: — Мужчина…

— Одну секундочку! — раздался испуганный возглас, потом шорохи и приглушенные голоса.

— Можно! Входите!

Петя переступил порог, от двери огляделся.

За круглым столом, покрытым скатертью с веселыми зелеными цветочками по всему полю, сидели Валя Орехова — аппаратчица сернокислотного и Рита Белоусова — лаборантка центральной лаборатории.

Зина Брыкина — счетовод из бухгалтерии — лежала в постели, укрывшись байковым одеялом. Свет от грибка, стоявшего на тумбочке у изголовья, освещал большую высокую подушку, рыжую голову на ней и плечи девушки, перехваченные белыми и розовыми ленточками. Она читала какую-то книгу.

Рита, смуглая, худощавая, расчесывала бронзовые волосы. Расчесывала она их как-то странно: не от корней к концам, а наоборот, к голове, резкими короткими движениями. Волосы сухо, металлически потрескивали.