С ярмарки
Шрифт:
Об этом путешествии в большой город Пинеле мог долго рассказывать, и, сам того не подозревая, он вырос в глазах своих товарищей на целую голову. Шутка ли, мальчик был в Переяславе и видел собственными глазами множество домов, крытых жестью, тротуары на улицах, белые церкви с зелеными колпаками и золотыми крестами, каменные лавки, горы арбузов и дынь, бесконечное множество яблок и груш, которые свалены прямо на землю, солдат, марширующих по улицам, и тому подобные чудеса и удивительные вещи!
С той поры Пинеле и Шолом стали самыми закадычными
В последний момент перед прощанием счастливый Пинеле, наряженный, причесанный, засунув руки в карманы, стал издеваться над Воронкой:
– Что такое Воронка? Глушь, дыра, деревня, хуже деревни! А люди здесь бедняки, попрошайки, нищие из нищих. Глупенький, один Эфроси в Одессе имеет больше, чем все воронковцы вместе взятые.
Потом Пинеле стал расписывать, как они покатят в своих повозках – только пыль пойдет! И наездятся же они! А что будет, когда они вкатят в Одессу! Самые важные люди выйдут им навстречу с приветствиями, со свежими калачами, с жареными утками и хорошей вишневкой. И сам Эфроси будет среди них…
– Кто же этот Эфроси? – спрашивает Шолом.
– Ты не знаешь Эфроси? – отвечает Пинеле, точно взрослый. – Эфроси – это наш родственник со стороны матери, богач, магнат, миллионщик! Я ведь тебе уже сказал, глупенький, что в одном кармане у Эфроси больше денег, чем у всех здешних жителей вместе с их богачами. Можешь себе представить, как он богат, если выезжает на шести лошадях цугом, а впереди скачет верховой. Одет Эфроси с ног до головы в шелк и в бархат, и два тулупа у него: один енотовый, а другой из норки. Даже в будни он ест только калачи и жареных уток и запивает их лучшей вишневкой.
– Что же вы там будете делать в Одессе? – спрашивает Шолом и глотает слюну при мысли о жареных утках и доброй вишневке.
– Как что будем делать? – серьезно, но не задумываясь, отвечает ему Пинеле. – Что делают все в Одессе? Чем занимается Эфроси? У Эфроси амбары с пшеницей – и у папы будут амбары с пшеницей. У Эфроси контора со служащими – и у папы будет контора со служащими. А деньги – деньги будут сами сыпаться в карманы. Шутка ли, Одесса!
И Пиня стал снова рассказывать о величии Эфроси и о красоте Одессы, о ее трехэтажных домах.
– Дурачок, наш город против Одессы, как бы тебе сказать, ну, как муха против церкви пли муравей против слона.
Можно было подумать, что Пиня был там и видел вез собственными глазами. А приятель глядел ему в рот, жадно глотал каждое слово и бесконечно завидовал. Одно только казалось ему странным, и он не постеснялся спросить об этом Пинеле: если Одесса такой прекрасный город и миллионщик Эфроси – их родственник, чего же они ждали? Почему не уехали туда раньше?… На это Пинеле, недолго думая, ответил:
– Глупенький, ты и в самом деле вообразил, что он нам родственник совсем близкий –
Нельзя сказать, что Пинеле дал исчерпывающий ответ на вопрос Шолома. Но время шло, и товарищи так заговорились об Одессе, о важном Эфроси из Межеричек и о всяких других вещах, что не успели оглянуться, как прошло утро.
Гости между тем давно уже покончили с варениками и пришли в какое-то особенно возбужденное состояние. Раскрасневшиеся, потные, они стояли у подвод, прощались очень дружески с Шимеле и его семьей, целовались и желали им всяких благ. Усерднее же всех целовался Шмуэл-Эля, раввин и кантор, верхняя губа у него странно подрагивала, точно он собирался рассмеяться. Он желал отъезжающим счастливого пути и просил Шимеле быть настолько любезным и кланяться от него всей Одессе, а Эфроси передать особенно дружеский привет.
– Прощевайте, сукины дети! – весело кричал Шимеле в последний раз всему местечку, уже сидя в повозке. – Прощевайте! Не поминайте лихом! И пусть вам бог поможет выкарабкаться из этого болота в самое ближайшее время! Айда!
– Айда! – повторил за ним стоявший в повозке Пинеле, засунув, как взрослый, руки в карманы и глядя на своего товарища Шолома с гордостью и любовью.
И подводы тронулись.
А когда подводы ушли, оставив за собою запах конского пота и целую стену пыли, Шмуэл-Эля схватился за бока и так хохотал, так заливался, будто десять тысяч чертей щекотали ему пятки:
– Ха-ха! Он едет в Одессу! К Эфроси! Ха-ха-ха!
В эту минуту лицемер Шмуэл-Эля приобрел врага, кровного врага, в лице Шолома, сына Нохума Вевикова. Последнему было не до смеха. Наоборот, ему хотелось плакать. Во-первых, он потерял друга; во-вторых, ему было завидно. Ведь Пинеле уехал, да еще куда! Так далеко! В самую Одессу. Но хуже всего было – и это главное, – что прежде милый городок Воронка стал вдруг как бы меньше и беднее, потускнел, потерял свою прелесть, блеск и очарование. Шолому стало тоскливо, и, удрученный, раздосадованный, отправился он в хедер…
Много времени спустя выяснилось, что кантор Шмуэл-Эля смеялся недаром: Шимеле переехал с семьей не в Одессу, а в Ржищев, маленькое местечко Киевской губернии, не так уж далеко от Воронки. Зачем понадобилась ему эта комедия с Одессой и Эфроси – придется спросить его детей, ибо самого Шимеле давно уже нет в живых.
19. Перемена места – перемена счастья
Собираемся покинуть Касриловку. – Гершл шепелявый надул своего компаньона. – Саван бабушки Минды.