Сабля Чингизидов
Шрифт:
– Нет, не я. Без меня найдутся желающие. Это же не яйца Фаберже, а национальное достояние, воинские реликвии России. Да и не только России. Вы, наверно, уже в курсе.
– Да, – задумчиво подтвердил Розум, – меня уже просветили.
– Тогда вы должны понимать, что историческая ценность этих вещей не имеет денежного эквивалента. Любой, кто вернет стране эти ценности, навечно останется в российской истории. Его имя будет вписано в эту историю золотыми буквами. И поверьте мне, желающих на эти буковки выстроится целая очередь.
– Я подумаю, Андрей Степанович.
– Пожалуйста, думайте быстрее, – настойчиво
– А почему вы обратились ко мне, а не к Лиде?
– Я обратился к вам как к самому здравомыслящему члену семейства. Во-первых, я не хочу, чтобы сведения о находках преждевременно стали достоянием гласности. Как только это произойдет, процесс сразу выйдет из-под контроля. Сейчас о сокровище знает ограниченный круг людей, и предложение получили только вы и только от меня. А представьте себе, если бы о ценностях узнала Лидочка и она стала бы получать десятки предложений каждый день от самых разных людей, которых она в глаза не видела. С ее самомнением и полным отсутствием опыта. Да еще если Арсановы к этому ажиотажу подключатся. Тут у самого трезвого человека голова кругом пойдет, а в нашем случае ни на какое здравомыслие рассчитывать не приходится, случай клинический. Не вам объяснять, что в сегодняшней России это просто смертельно опасно.
– Пожалуй, – согласился Розум.
– Поэтому я предпочитаю иметь дело пусть не с самым доброжелательным, но, во всяком случае, вполне вменяемым и предсказуемым членом каратаевского семейства.
– Ну а в чем конкретно заключается ваше предложение?
– У меня есть знакомый. Один из самых богатых людей России. Очень честолюбив и давно мечтает облагодетельствовать родину каким-нибудь показательным актом патриотизма. А каратаевское наследство предоставляет прекрасную возможность для осуществления его амбициозных планов. Просто идеальный шанс. И он такой шанс не упустит. Но это должно произойти до того, как о находках узнает публика. Чтобы первые же сообщения в прессе были связаны с именем нашего патриота, а иначе все предприятие теряет смысл. Вот я вас и прошу поспешить, пока информация не попала в печать.
– Да, заманчиво, конечно. И вроде бы все законно. Дайте мне поговорить с Леной. Я с вами свяжусь на следующей неделе.
– Конечно-конечно, поговорите.
– А об утечках не беспокойтесь. Утечек у нас не будет. Только вы своего профессора нейтрализуйте как-нибудь, а то он не утерпит и еще кому-нибудь нашепчет.
– Профессора заинтересовали, и он будет молчать как рыба.
– Тогда у нас еще минимум три месяца.
Первое, что сделал Розум в понедельник утром, – подал рапорт Суровцеву с подробным описанием его разговора с Сазоновым. После обеда Суровцев вызвал его к себе.
– Ну что, совесть заела, миллионер? – усмехался начальник. – Вспомнил о боевых товарищах?
– Владислав, депутат Сазонов проходит подозреваемым в соучастии по делу Ройбахов. В связи с тем, что я хоть и косвенно, но вовлечен с ним в переговоры, представляя интересы наследников Каратаева, считаю себя не вправе продолжать работать по этому делу.
– Хочешь быть святее папы римского? Нет, дорогой, не получится. Я хочу, чтобы ты участвовал во всех переговорах от начала до конца. И надежно контролировал процесс. Мне больше трупов не нужно. А они вполне могут
Розум упрямо смотрел в стол.
– Я прошу дать мне официальный ответ на мой рапорт, товарищ генерал.
Суровцев с интересом посмотрел на Розума, взял из стаканчика карандаш и поверх напечатанного текста наложил резолюцию: «Работу по делу прерывать запрещаю. Суровцев». Затем подвинул бумагу к Розуму.
– На, пойди зарегистрируй, крючкотвор. И можешь расслабиться, Сазонов больше в качестве подозреваемого по делу не проходит.
Розум оторвал взгляд от стола:
– Как это?
– Был звонок, – Суровцев показал глазами наверх, – переквалифицировать его в пострадавшие.
– Вот как, так он пострадал?
– Да, у него угнали яхту.
Розум присвистнул.
– А-а, значит, яхту угнали? Вот горе-то. Ну что ж, значит, мы с ним сейчас на одной стороне баррикад. Разрешите идти?
– Подожди. Вот что, Алексей. – Суровцев внимательно посмотрел на Розума. – Хватит играть в донкихота. Этот прохвост, – тут генерал постучал по рапорту Розума, – по существу, совершенно прав. Да и юридически ничего незаконного в передаче прав я не вижу. Так что, если предложение Сазонова для семьи Лены выгодно, пусть они его принимают. А мы проследим, чтобы их не развели.
– Спасибо, Владислав.
В среду вечером, когда Лена с Розумом и гостями собрались пить чай, раздался звонок в дверь. Розум пошел открывать. Когда он вернулся, в руке он нес увесистый конверт.
– Ленка, пляши, тебе письмо из Германии.
– Из Германии? – заинтересовалась Эмилия.
– Да, у нас там знакомая, Сабина фон Гогенау, – пояснила Лена. – Она должна была прислать нам фотографии из своего семейного альбома. Там много снимков Архипа Каратаева. Дед Сабины Людвиг фон Гогенау был партнером Архипа.
– Гогенау, – задумчиво повторила Эмилия. – Что-то знакомое. Ну-ка, давайте фотографии смотреть.
– Сейчас посмотрим. – Лена аккуратно распаковала плотный конверт. – Надо же, прислала, не обманула.
Розум убрал посуду, тщательно вытер поверхность стола, и хозяйка начала передавать снимки по кругу.
– Архип с Паниным на скачках, – комментировала Лена.
– Эту фотографию я помню, – подтвердила Эмилия.
– А вот собрание акционеров.
– Нет, эту я не видела.
– А здесь какое-то семейное торжество. – Лена передала Эмилии большой групповой снимок.
– О, это помолвка моей бабушки Елизаветы и графа Панина, – оживилась Эмилия. – В Нелюдове. 1912 год. Вот Архип, а высокий старик в смокинге – старый Самарин. Еще был жив. Слева его сын Саша, юнкер Александровского училища. У него как раз той весной был выпуск. Крайняя справа – Лена, твоя прапрабабка, а студент – Сергей, сын Архипа. Вот барон фон Аугстрозе с женой, я не помню, как ее звали, и их дочь Анастасия. Рядом с ними поверенный Каратаевых и Самариных Захарьин, он потом в Париже жил, его сын у нас в Брюсселе часто бывал. Мальчик побольше – дядя Георгий, а маленький мальчик в матроске – мой отец.