Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Заподозрив неладное, Арлинг припал к земле. Не нужно было быть хорошим охотником, чтобы найти следы, которыми был истоптан песок вокруг палатки. Незваные гости не прятались. Регарди зачерпнул песок из отпечатка сапога и поднес к лицу, медленно втягивая воздух. Он узнал запахи сразу. Госка вместе со своим дружком Сартом побывали у его шатра недавно – не больше часа назад. Ларан ждал их на бархане и, наверное, поторапливал. Арлинг нашел истоптанное место на пятачке небольшой возвышенности, откуда хорошо просматривалась дорога с раскопок. Заговорщики не хотели, чтобы Арлинг застал их за тем, как они копаются в его шатре.
Однако в отличие от предыдущих случаев все вещи были на месте. Внутри чужаками тоже не пахло. Зачем они приходили? Устроили
Опустившись на колени и склонив голову почти к самому песку, Регарди уже не обращал внимания на песчинки, залетающие в нос. Негодяи уходили быстро, рассчитывая, что ветер уничтожит их следы без остатка. Но они не знали, что их враг умел говорить не только на языке кучеяров, но и на языке ветра. На обратном пути вес Госки заметно увеличился. Ветер присыпал отпечатки его ног песком, но Арлинг нашел их, аккуратно откопав метелкой, которую использовал для зачистки зданий старого Балидета. Регарди не сомневался, что Госка нес самуку. Он не знал, что его останавливало от того, чтобы немедленно отправиться к «Песчаному Королю», где обычно пили дружки Ларана, и свернуть всем шеи.
Ползти пришлось недолго. Следы вели мимо лагеря керхов к старому оазису, который медленно погибал, уступая натиску пустыни. Сейчас там росли только ядовитые кустарники грубики, и в оазис никто не заглядывал – разве что охотники, желающие набрать смертельных ягод для стрел.
Самука была привязана цепью к крепкому стволу старого кустарника. Люди Ларана затащили ее в самые заросли. Колючки грубики не были смертельны, но оставляли незаживающие царапины, которые часто превращались в язвы. При виде Арлинга самука глухо заскулила и попыталась броситься ему на встречу, еще сильнее завязнув в колючих зарослях. Выхватив саблю, Регарди прорубил широкий коридор, уничтожая кусты, на которые постарался перекинуть давящие его злобу и ненависть. Не помогло. Сняв с головы собаки мешок, он принялся развязывать веревки, которыми была стянута ее пасть. Руки непривычно тряслись. У него никогда не тряслись руки – даже тогда, когда ему приходилось убивать без остановки десятки врагов.
– Тише, девочка, – прошептал он, стараясь придать голосу успокаивающие нотки. Сейчас он не отказался бы, чтобы кто-то успокоил его самого.
Зажав голову самуки между ног, Арлинг принялся вырезать колючки, намертво застрявшие в шерсти и клочках кожи. Пытаясь освободиться, собака порвала себе бока и чудом не выцарапала глаза. Он постарался полностью сосредоточиться на операции, не давая гневу ни шанса. Это было трудно. Труднее, чем сражаться с ивэями в Туманной Башне, труднее, чем лежать в гробу серкетов под толщей песка, труднее, чем согласиться на приговор учителя и отправиться раскапывать мертвый Балидет. В Арлинге бушевала ярость, а перед слепыми глазами стояла смерть врагов. Вот он режет их на мелкие куски плохо заточенным лезвием, вот – ломает им ребра так, чтобы осколки костей пронзили их грязные сердца, вот – вырывает глаза… Арлинг мотнул головой и вытер щеки то ли от пота, то ли от другой непрошенной влаги. Если бы он не знал свой гнев в лицо, то, вероятно, поддался бы ему в тот момент, когда нашел собаку в ядовитых кустах грубики.
Вернувшись в шатер, Регарди уже полностью владел собой и знал, что делать. Самуку он принес на руках, завернув в плащ, который за короткий путь успел пропитаться кровью из глубоких царапин. Собака не понимала его заботы и пыталась вырваться, но Арлинг не мог допустить, чтобы в раны забился песок.
В палатке их встретил недовольный кот. Приближалась ночь, и кот хотел спать. Зверюга был, несомненно, умнее собаки, раз не попался на глаза врагам. Опустив самуку на шкуру, которую использовал
– Прости, толстый, – извинился Арлинг и засунул кота в мешок. Если бы не прочная ткань, быть ему разорванным в клочья. Мешок шипел и извивался, самука тихо поскуливала и пыталась вылизать раны, которые Арлинг закрыл от нее кусками порванного плаща, а сам Регарди стоял посреди шалаша и медленно щелкал костяшками пальцев. Оцепенение прошло быстро. Закрепив мешок с котом на поясе, Арлинг осторожно взял самуку на руки и вышел из палатки. Плохо, что он не запомнил урок, который преподнесла ему судьба еще в юности. У него не могло быть друзей, даже тех, кто ходил на четырех лапах.
Керхи еще не спали. Арлинг часто приходил к ним после ночной охоты, и часовые легко пропустили его. Старый керх, у которого Арлинг выменивал молоко для кота и лепешки для себя, в недоумении уставился на Регарди, который свалил к его ногам извивающийся мешок, а потом аккуратно положил на землю раненую самуку. Направляясь к керхам, Арлинг интуитивно предполагал, что кочевник согласится на его необычную просьбу. В отличие от кучеяров, керхи безоговорочно любили собак и высоко ценили охотничьи породы. Собаке требовалось лечение, но кочевники были искусными целителями и могли быстро поставить ее на ноги. Что касалось кота, то Регарди попросил отвезти его в соседнее селение керхов – чем дальше, тем лучше, а до этого – держать под присмотром. Тугой кошель с недельным заработком обеспечил быстрое согласие старика. Правда, керх сомневался насчет кота, но тут из шатра выбежала его младшая дочь, которая огласила засыпающий лагерь восторженными криками. В ходе войны такие твари, как коты, стали редкостью. Многие одичали, других съели. Старик сдался и заверил Арлинга, что будет заботиться о животных, как о своих детях.
Несмотря на уговоры керхов посидеть с ними у костра, Регарди отказался. Ему сейчас нельзя было останавливаться. Ярость по имени солукрай рвалась с поводка. Он потратил столько дней, чтобы засыпать ее песком, и не мог позволить ей вырваться на свободу за один вечер. «Это не враги», – шептал он, направляясь в сторону старого Балидета. – «Они лишь пыль под ногами, я не должен их замечать. Я обещал учителю копать песок и буду это делать, даже если против меня восстанет весь Сикта-Иат». Однако думать было легче, чем заставить себя повернуть на тропу, ведущую к развалинам Балидета, а не в новый город. Эти не-враги выбрали опасный способ избавить Сикта-Иат от его присутствия. Они не должны были трогать самуку. Разве это справедливо, если он просто забудет об этом?
– Ты мыслишь правильно, – поддакнул Нехебкай, шелестя золотыми чешуйками по песку. – Надо отомстить за собаку. Ведь она стала твоим другом, а разве можно допустить, чтобы обижали друзей? Не обязательно убивать Ларана. Проучи его. Заставь есть грязь. Существуют тысячи способов унизить человека, не нанося ему телесных повреждений. Подсказать?
Арлинг давно не слышал голоса Индигового Бога и был крайне раздосадован его появлением в столь неподходящее время. Он собирался очистить мысли перед тренировкой, а не тратить время на споры с тем, что непрошено жило в его сознании.
– Ты обещал навестить Видящую и Альмас, – напомнил Совершенный. – Нехорошо заставлять девушек ждать. Если ты отправишься к ним после бега, будет уже поздно. И от тебя будет нести, как от керхского верблюда. Сделай так. Сначала сходи к Видящей, потом зайди в питейную и объясни Ларану, как нужно обращаться с животными. Например, отруби ему пару пальцев на ногах. Урок простой, но запоминается на всю жизнь. А после бегай, сколько хочешь. Вся ночь твоя.
Арлинг остановился и досадливо сжал виски, не зная, как прогнать из головы ненавистный голос. В одном Нехебкай был прав. Альмас уже давно ждала его, и он не имел права подводить ее. В конце концов, эту ночь уже ничто не могло испортить – даже встреча с Видящей.