Сага о Копье. Хроники Копья: Драконы осенних сумерек. Книга 1.

...Слушайте же эту Песнь, Каждое слово которой, подобно дождинке, Смывает прах веков и пыль домыслов С величавой Легенды о Битве Драконов, Легенды о том, как во дни юности мира, Когда три луны поднимались над Кринном, Мир содрогнулся от посвиста драконьих крыл. И о том, как во дни тьмы, и ужаса, Под черной луной, Бесстрашный свет возгорелся в Соламнии: Явился истинный Рыцарь. Воззвав к Богам, он выковал сияющее Копье - И пронзил им самую душу Темных Драконов, Изгнав их черную тень С

посветлевших берегов Кринна. Это был Хума, Соламнийский Рыцарь, Прозванный Носителем Света. У подножия гор, в священной тиши храма, Собрал он Кователей Копий И принял в себя их мощь, круша извечное Зло, Вгоняя его назад в драконью глотку Тьмы. И Паладайн, великий Бог Добра, сиял за его плечом, Наполняя силой десницу. Так Хума изгнал Владычицу Тьмы и все Войско Ужаса Назад в Бездну, В бессолнечный мир, В царство смерти, В Ничто, Откуда не долетают проклятья. Так, в громе и грохоте, окончился Век Мечтаний И наступил Век Силы, Когда в пределах Востока возвеличился Истар - Королевство света и правды, Чьи золотые и белые минареты Возносились к солнечной славе, Знаменуя уход Зла. Сиял он, Словно праматерь добра, Словно метеор в небесах Справедливости. Но Король-Жрец Истара все искал пятен на солнце. Деревья в ночи виделись ему когтистыми демонами, Реки под луной - густыми потоками крови. Он хотел пройти путем Хумы И тоже воззвать к Богам, Чтобы изгнать из мира последнюю тень греха. Святой была его цель. Но Боги отвратили от мира свое лицо. И настал час смерти и ужаса, Когда огненная гора упала с небес, Нацеленная в сердце Истара. Город взорвался, словно череп в огне Плодоносные долины вздулись горами, Моря хлынули в разверстые могилы гор Сухими пустынями сделались ложа морей, Дороги Кринна стали дорогами мертвых. Таково было начало Века Отчаяния, Когда узлом связались дороем, Когда ветры завыли в костях пустых городов, А людей приютили горы, и пустоши Древние Боги более не слышали их. Вотще простирали мы руки к пустому серому небу, Призывая новых Богов. Нет нам ответа. Равнодушно молчит Небо...

Тика Вейлан со вздохом выпрямила спину и повела плечами, пытаясьразмять прихваченные судорогой мышцы. Бросив тряпку в ведро, она обвелакомнату взглядом.

Содержать старую гостиницу в порядке делалось все трудней. Как ниухаживай, как любовно ни полируй вощеную мебель - на поверхности старинныхстолов появлялись все новые трещины, а посетитель, садясь на скамью,рисковал схлопотать занозу пониже спины. Что говорить, "ПоследнемуПриюту", верно, далеко было до тех новомодных гостиниц, которые, насколькослышала Тика, появились в Гавани. Но зато как здесь было уютно! Громадноедерево, на чьих могучих ветвях было построено здание, казалось, ласковообнимало его. Стены дома были до того искусно вписаны в естественныеизгибы ствола, что глаз не мог различить, где потрудилась природа, а где -человеческая рука. Полированная стойка бара выгибалась изящной волной,опираясь на выступы живых ветвей. Цветные оконные стекла разбрасывали покомнате веселые блики...

Тени становились короче: близился полдень, скоро придет времяоткрывать заведение. Тика огляделась еще раз, теперь уже с довольнойулыбкой. Столы были чисто вымыты и натерты до блеска, оставалось толькопройтись тряпочкой по полу. Тика принялась переставлять тяжелые деревянныескамьи, и в это время из кухни появился Отик, сопровождаемый облакомдушистого пара.

– Еще один бодрящий денек!
– сказал он.
– И в смысле дела, и в смыслепогоды!

Подобрав пухлый животик, он протиснулся за стойку и, веселонасвистывая, принялся расставлять кружки.

– Я бы предпочла погоду потеплей, зато дела - без запарки, -

ответилаТика, таща увесистую скамейку.
– Я вчера ноги по колено стоптала, и хотьбы кто спасибо сказал, про чаевые я уж молчу! Такие все мрачные, прямострашно смотреть. И знай подскакивают на всякий чих, точно ужаленные.Честное слово, стоило мне уронить кружку, как Ретарк выхватил меч!

– Подумаешь! - фыркнул Отик. - Ретарк - стражник утехинскихИскателей, а у этой публики вечно душа не па месте. Поди-ка поработай уфанатика вроде Хедерика, сама станешь такой же...

– Тихо ты, - остерегла его Тика.

Отик только пожал плечами:

– Пока Высокий Теократ еще не приспособился летать, ему нас неподслушать. Скрипучие ступеньки выдадут его прежде, чем он разберет, о чеммы болтаем!
– По Тика заметила, что голос он все-таки понизил. Онпродолжал: - Помяни мое слово, девочка, наши, утехинские, не долго будуттерпеть подобное безобразие. Это же надо, людей хватают и тащат неизвестнокуда! Ох, времена!.. - Отик покачал головой, но потом лицо егопросветлело: - Зато дела идут замечательно...

– Пока он не надумал нас закрыть, - хмуро отозвалась Тика. Схватилашвабру и принялась мыть пол.

– Даже Теократам нужно наполнять чем-то желудок, а также отмыватьглотку от серы и огня, которые они извергают во время проповедей, -засмеялся Отик.
– Каждый день задвигать людям про Новых Богов - небосьжажда замучит. То-то он, как вечер - так к нам...

Тика оставила швабру и наклонилась поближе, поставив локти на стойку.

– Отик, - сказала она серьезно и тихо.
– Ходят ведь и другие слухи...люди говорят о войне! О том, что на севере собираются какие-то армии! Погороду слоняются непонятные типы в надвинутых капюшонах. Их все времявидят с Высоким Теократом, они его о чем-то расспрашивают...

Отик с любовью взглянул на свою девятнадцатилетнюю собеседницу иласково потрепал ее по щеке. Он старался заменить ей отца - с тех самыхпор, как ее родитель таинственным образом исчез.

– Война? Еще чего!
– фыркнул он и легонько дернул Тику за рыжиекудри.
– Со времени Катаклизма только и слышно - "война" да "война".Болтовня, девочка, обычная болтовня. Может, сам Теократ ее и подогревает,чтобы народ не отбивался от рук...

И тут дверь растворилась.

Тика и Отик испуганно вздрогнули и разом повернулись к двери. Ни он,ни она не слыхали скрипа ступеней, что само по себе превосходило всякоеразумение! "Последний Приют", как и все здания Утехи, был выстроен высокона ветвях раскидистого валлина; единственным во всем городе исключениембыла кузница. Горожане подались на деревья очень давно, еще в эпохубезвременья и ужаса, последовавшую за Катаклизмом. Прошло время, но Утехатак и осталась висячим городом, одним из немногих истинных чудес, ещесохранявшихся на Кринне. Прочные деревянные мостки соединяли между собойжилые дома и общественные заведения - повседневная жизнь пятисот жителейшла своим чередом высоко над землей. "Последний Приют", самое крупное вовсей Утехе строение, висело в сорока футах над землей. Снизу к нему велалестница, обвивавшая узловатый ствол древнего валлина. Отик был совершенноправ, утверждая, что поскрипывание ступеней загодя предупредит о любомпосетителе, званом или незваном.

Но почему-то ни Тика, ни Отик не слышали, как подходил этот старик.

Он стоял на пороге и с интересом оглядывался, опираясь на видавшийвиды дубовый посох. Капюшон простого серого плаща был накинут на голову:лицо скрывала тень, только поблескивали ястребиные, пронзительные глаза.

– Чем я могу служить тебе, старец? - обратилась к нему Тика, нопрежде тревожно обменялась взглядами с Отиком: уж не соглядатай лиИскателей пожаловал в "Последний Приют"?

– Э-э...
– заморгал старик.
– У вас открыто?

– Ну...
– Тика замялась.

– Да-да, конечно, открыто.
– Отик, широко улыбаясь, поспешил ей навыручку.
– Входи, входи, седобородый. Тика, кресло для гостя! Он, должнобыть, уморился, поднимаясь по лестнице...

– Что? Какая лестница? - Старик почесал затылок и выглянул накрыльцо, потом посмотрел вниз, на землю. - Ах да, лестница... такаяпропасть ступенек...
– Прихрамывая, он вошел внутрь и шутя погрозилпосохом Тике.
– Не беспокойся, умница. Я и сам могу подыскать себе кресло.

Пожав плечами. Тика подхватила швабру и вновь взялась за уборку, незабывая, впрочем, поглядывать на старика.

А он между тем проследовал на самую середину комнаты, осматриваяськругом так, словно желал запомнить расположение каждого стола и каждогостула. Зальчик, правду сказать, был порядочных размеров и имел форму боба:валлиновый ствол служил ему внутренней стеной, а сучья поддерживали пол ипотолок. С особенным интересом оглядел старец камин, устроенный я глубинепомещения. Кроме камина, в гостинице не было ничего, сделанного из камня,но искусные строители-гномы даже и его сделали неотличимым среди сплошьдеревянного убранства: дымоход уходил вверх, изгибаясь подобно ветви.Рядом с камином аккуратной горкой высились нарубленные куски сушняка исосновые чурбаки, привезенные издалека, с гор: никому во всей Утехе и вголову не пришло бы пилить на дрова свои родные деревья.