Самая срочная служба
Шрифт:
Сморщив нос, Фрол свесил ноги. Тут его за щиколотку схватила здоровая рука и потянула вниз.
– Ну че? Доигрался? – как-то очень не по-доброму справился Простаков.
– Эй-эй, – задергался Валетов, – отпусти, ты чего тянешь?
Гигант отпустил. Он был не меньше остальных недоволен, хотя все понимали, что свинарник им достроить в срок никак не успеть и вчерашнее представление – это всего-навсего демонстрация собственного бессилия. Теперь с них комбат с живых не слезет. Еще непонятно, как на губу не отправил. Скорее всего, потому, что выходка
Построив взвод, лейтенант Мудрецкий раскрыл папочку с перечнем личного состава, поводил по ней своим пальцем, затем снова посмотрел на военнослужащих и с солидным видом, четко, с расстановкой сообщил следующее:
– Сегодня идем стрелять.
Валетов, Резинкин и Простаков, которым до этого еще ни разу не приходилось в армии брать оружие, а отслужили они больше четырех месяцев, в глубине себя воскликнули: «Ура!»
Резинкин поглядел на соседей, ожидая узреть удовольствие. Но скорее по взводу пробежала нервная дрожь, нежели радостная возня предвкушения незабываемых впечатлений. Для армии стрельбы – это действительно праздник. Только продолжение у этой поговорки не всегда вспоминали молодые. Солдату праздник что для лошади свадьба: рожа в цветах, а зад в мыле.
Об этом Резинкин вспомнил только на середине пути к стрельбищу, к которому приходилось бежать обвешанным химзащитой и с автоматом за спиной. Он проклинал все и вся. Уже почти восемь утра, а они все бегут и бегут. Бегут с самого завтрака. Сегодня поели пораньше (не в полвосьмого, а в семь) и сразу после этого бегом.
«Какой дурдом!» – ругался он, только не вслух. Вслух было просто невозможно, потому что дыхалка работала на полную.
Где-то сзади тащился и помирал Фрол. Простаков, увешанный оружием, спокойно бежал впереди, следом за лейтенантом, которому пришлось тоже сдавать этот кросс. Но офицеру было легче. У него, кроме личного оружия, ничего не было, да и на ногах не сапоги, а удобные ботинки.
Забейко на пару с Казаряном бежали налегке, повесив все свое оружие на духов, и спокойно переговаривались:
– Вот лейтенант, видать, тоже залетчик, мог бы не бежать. Чего это комбат ему нарезал такое удовольствие?
Старые вояки спокойно добежали до места, после чего начали грубыми словечками и пинками приводить в порядок взвод, который, согнувшись в три погибели, хватал ртом воздух.
Стрельбы помогали проводить старший лейтенант Кобзев, командир третьего взвода третьей роты, и майор Холодец.
Начальник штаба сидел на стопке ящиков из-под боеприпасов и с любопытством разглядывал, как прибежавшие солдаты отходят от кросса.
Валетов кое-как доплелся с помощью Резинкина. Теперь он никогда ни за что не будет любить стрельбы. Даже если ему дадут запустить баллистическую ракету. Ну его на фиг, такое удовольствие.
Доковыляв, Валетов тут же получил подзатыльник от разгневанного Казаряна.
– Если еще раз отстанешь, я тебе ноги выдерну.
Простаков ничего этого
«По чему же стрелять, – размышлял он, – ничего же нет. Одна трава и впереди высокий холм, в который гарантированно попадут все пули, если просто в небо не шмалять».
Солдатам разрешили сесть в тень, что падала от стоящей одиноко наблюдательной будки, сложенной из бетонных плит и кирпича.
Забравшись на второй этаж, Мудрецкий окинул взглядом сектор, в котором будут производиться стрельбы. Потом снова спустился, для того чтобы продолжать пасти личный состав.
– Товарищ лейтенант, – обратился к нему Петрушевский, – а что будет тому, кто попадет во все три мишени с закрытыми глазами?
Кобзев, сидя за столом и что-то там черкая на бумажке, поднял голову.
– Знаешь, солдат, куда только можно с закрытыми глазами попасть? Да еще и в темноте, на ощупь?
Все заржали. Петрушевский и сам зашелся в приступе тупого хихиканья.
Начались стрельбы. Ложились по двое. Всего на каждого выдавалось двенадцать патронов. Три мишени: ближняя, дальняя и пулеметный расчет.
Валетов пошел стрелять вместе с сержантом Батраковым, так как солдат вызывали на огневой рубеж по алфавиту.
Ведущий стрельбы лейтенант Кобзев следил за обоими: не дай бог, кто-нибудь из них направил бы ствол куда-нибудь в сторону, еще хуже – на товарища.
– Сержант Батраков к бою готов! – доложил дед Женя.
– Ага, – согласился с ним Валетов.
И тут же на него набросился старший лейтенант Кобзев:
– Не «ага», солдат, а «рядовой Иванов к бою готов!».
– Рядовой Иванов к бою готов! – резво доложил Фрол, но тут же опомнился: – Рядовой Валетов к бою готов!
– Наконец вспомнил свою фамилию, да? – Кобзев поднял вверх левую руку, и неожиданно, во всяком случае для Валетова, в степи поднялись две ростовые фигуры.
– Тот, кто слева, – у того левая, тот, кто справа, – у того правая мишень, – сообщил злостный Кобзев, как будто не мог пораньше сказать.
Валетов уже выбрал ту, что понравилась ему больше. Оказывается, это мишень Батракова. Какой дурдом. Почему все время ему не везет? Он передвинул ствол чуть правее, так как и лежал справа, и выстрелил.
Три пули ушли одна за другой.
«Что ж так быстро-то, – подумал он, – так все патроны кончатся».
Попробовал попасть еще. Ничего не вышло.
Тем временем Батраков не стрелял. Открыв второй глаз, Валетов увидел, что сержанту стрелять уже некуда.
«Видимо, он попал в свою», – с завистью подумал Валетов.
Пока он думал, мишень закрылась, ушла вниз, и появилась другая, дальняя. Батраков уже выстрелил, а Фрол все еще шарил по полю глазами, выискивая, где ж там что появилось. Наконец-то он обнаружил две стоящие фигурки вдалеке и повернул свой ствол в нужном направлении.
Развернув оружие и прицелившись, он только хотел нажать на курок, как его мишень почему-то ушла вниз.