Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Собаки были крупные, откормленные, но в упряжке хорошо себя вели только две — красивый белый пёс по кличке Сноуи и Буллит. Это Отсу пришла в голову мысль, что от мулов на Барьере может быть больше толку, чем от пони. Под его влиянием Скотт написал сэру Дугласу Хэгу, главнокомандующему британскими силами в Индии, что, если летом 1911–1912 годов ему не удастся достигнуть полюса, он
«намерен предпринять ещё одну попытку в следующем сезоне, если получит свежий транспорт; обстоятельства заставляют планировать убийство животных, участвующих в каждой попытке.
Прежде чем распорядиться о присылке мне следующей партии пони, я подробно обсудил ситуацию с капитаном Отсом, и он предположил, что для нашей работы мулы подходят больше, чем лошади, а обученные перевозить грузы индийские мулы были бы и вовсе идеальными в этих условиях. Мы уже поняли, что наши пони передвигаются с различной
Индийское правительство прислало семь мулов, причём мы вскоре убедились, что они прекрасно обучены и экипированы. В Индии ими занимался лейтенант Джордж Паллейн; проявленные им мастерство и заботливость выше всяких похвал.
Исключительно хорошим и приспособленным к условиям Антарктики было и их снаряжение, уже со всеми теми усовершенствованиями, необходимость которых мы поняли после года работ с лошадьми. Мулы Лал-Хан, Гулаб, Бегум, Рани, Абдулла, Пайари и Хан-Сахиб были красавцы как на подбор.
Аткинсону предстояло вскоре снова отправиться в путь.
Прощаясь с ним в верховьях ледника Бирдмора, Скотт распорядился, чтобы он с двумя собачьими упряжками пошёл на юг, навстречу Скотту, если Мирзу придётся возвратиться домой, что представлялось вероятным. Но эта партия замышлялась не как спасательная. Скотт сказал Аткинсону, что не рассчитывает на большую помощь собак, тем более что надо поберечь их на случай санных, походов в будущем году.
Хотя уже было оговорено, что одни участники экспедиции останутся на следующий сезон, а другие возвратятся в Новую Зеландию, но Скотт и некоторые его спутники до последней минуты оставляли открытым вопрос, проводить ли им на юге ещё один год. Если Скотт решил возвращаться, то собачьи упряжки домчат его вовремя до корабля. Я не раз обсуждал этот вопрос с Уилсоном, и он неизменно настаивал на том, что дела, связанные с экспедицией, требуют по возможности возвращения Скотта. Сам Уилсон склонялся к тому, что он останется, если останется Скотт, и уедет, если тот уедет. Мне кажется, Отс собирался уехать, а Боуэрс, я уверен, хотел остаться: идею продления экспедиции на год он приветствовал, как никто из её участников. Большинство из нас считало, что мы объединились на два года, но если экспедиция затянется на третий год, лучше уж довести её до конца, чем возвращаться домой.
Надеюсь, мне удалось ясно объяснить, что главной целью похода на собаках было поскорее доставить Скотта и его спутников на базу, чтобы они успели подняться на борт корабля, прежде чем окончание сезона навигации заставит его покинуть залив Мак-Мёрдо. Была ещё одна причина, почему Скотт хотел по возможности связаться с «Терра-Новой», пока она стоит в водах залива: ему не терпелось сообщить миру о результатах экспедиции. Многие замечания, обронённые Скоттом, и зимние беседы в хижине не оставляли никаких сомнений — Скотт придавал важнейшее значение тому, чтобы весть о достижении полюса, если он будет достигнут, была доставлена немедленно, без задержки на год. Ну и конечно, им руководило естественное желание как можно скорее оповестить жён и других родных о благополучном возвращении партии. Считаю нужным ещё раз подчеркнуть: собачьи упряжки должны были лишь ускорить возвращение полюсной партии, их никто не рассматривал как спасателей.
Но сейчас Аткинсон попал в чрезвычайно затруднительное положение. Придя в хижину, я записал в дневнике, что
«Скотт хотел передать через нас распоряжение относительно партии с собачьими упряжками, но, по-видимому, забыл».
А может, Скотт просто решил, что уже дал эти распоряжения в разговоре с Аткинсоном в истоках ледника Бирдмора, когда сказал ему:
«Постарайтесь пройти как можно дальше, используя заложенный склад [собачьего корма]».
При планировании маршрута к полюсу предполагалось, что до прибытия трёх возвращающихся партий на склад Одной тонны провиант нужно доставить туда на людях, это необходимо им для прохождения пути от склада до мыса Хат. Этот провиант — пять недельных наборов, известных у нас как «рационы XS». Было также оговорено, что по возможности одновременно заложат склад собачьего корма — именно его имел в виду Скотт. Если бы собаки возвратились на базу в первой половине декабря, как первоначально намечалось, они бы забросили на склад Одной тонны эти пять продовольственных рационов и корм для собак. В отсутствие собачьих упряжек эту задачу надлежало выполнить отряду наших товарищей с мыса Эванс, но они бы повезли только три рациона.
Выше уже говорилось, что в полюсном походе собачьи упряжки прошли дальше, чем предполагалось, не до 81°15', а до 83°35' ю. ш. Да и идти обратно предусмотренным темпом они не смогли, в результате
К этому времени в соответствии с планом партия возчиков с мыса Эванс в составе Дея, Нельсона, Клиссолда и Хупера уже забросила три из пяти рационов для возвращающихся партий. Забросить ещё два рациона и собачий корм было им не под силу. Таким образом, когда Аткинсон собрался отправиться с собаками в поход, выяснилось, что южнее Углового лагеря нет корма для собак, а на склад Одной тонны ещё следует забросить два рациона на обратный путь полюсной партии. Иными словами, склада собачьего корма, о котором говорил Скотт, не существовало. Правда, провизии на складе Одной тонны уже накопилось достаточно и при немного урезанных нормах её бы хватило полюсной партии. Это означало, что собаки мало что могли сделать, во всяком случае значительно меньше, чем если бы на склад Одной тонны для них уже был доставлен корм. Тем более что им предстояло везти и провиант для полюсной партии.
Представить даже приблизительно срок прибытия партии в назначенный пункт при таком длительном походе и при такой неустойчивой погоде, когда нельзя заранее знать, сколько дней окажутся пригодными для переходов, было чрезвычайно сложной задачей. Руководствоваться можно было только средним дневным расстоянием, проходимым на пути домой нашей возвращающейся партией — первой, а затем второй, — если, конечно, она придёт раньше, чем отправятся собаки. Отклонение от расчётов на неделю в ту или иную сторону, безусловно, ещё небольшая ошибка. Чтобы она возникла, достаточно одной-двух хороших метелей.
В плане южного путешествия, который Скотт составил на основе средних характеристик похода Шеклтона, он указывает возможной датой возвращения на мыс Хат 27 марта, причём семь дней кладёт на дорогу от склада Одной тонны к мысу.
Но на пути к полюсу я не раз слышал, как Скотт поговаривал о возможности их возвращения и в апреле; еды у них было столько, что её должно было хватить на всё это время без сокращения рационов{148}.
Аткинсон и Дмитрий с двумя собачьими упряжками вышли с мыса Эванс на мыс Хат только 13 февраля: раньше они не могли пройти из-за непрочного морского льда — единственного пути сообщения с мысом Хат, а следовательно и с Барьером, — он начинал вскрываться. На Барьер Аткинсон собирался выступить через неделю. Но 19 февраля в 3.30 утра появился Крин с неожиданными новостями. Он сообщил, что лейтенант Эванс лежит поблизости от Углового лагеря, ещё живой, но смертельно больной, а Лэшли его выхаживает; что последняя вспомогательная партия состоит только из трёх человек, вопреки всем предварительным планам; и что Скотта, который быстро идёт вперёд и делает в среднем хорошие дневные переходы, они оставили всего в 148 милях от полюса.
Скотт так продвинулся на юг, что казалось, он может возвратиться намного раньше намеченного срока{149}.
Пурга, приближавшаяся к Барьеру, пока Крин шёл к мысу Хат, здесь как раз в это время свирепствовала; она немного стихла незадолго до его прихода, но вскоре снова разбушевалась вовсю, не давая собакам выйти на помощь Эвансу. Да и самому Крину надо было наесться досыта, отогреться и отдохнуть.
Наслаждаясь всеми этими благами, он слово за слово рассказал, что они делали для спасения Эванса, — Лэшли ярко живописует этот эпизод в своём дневнике, приведённом в предыдущей главе; из отрывочных замечаний Крина Аткинсон восстановил цельную картину его перехода — он сделал в одиночку 35 уставных миль. Напомню, что Крин шёл после трёх с половиной месяцев трудного путешествия, шёл по местности, особенно опасной из-за трещин, из которых оступившийся человек не в состоянии выбраться без посторонней помощи. Крин шёл 18 часов подряд, счастье его — и его товарищей, — что пурга, налетевшая через полчаса после его прихода, не началась немного раньше; никакая сила на земле не спасла бы его, и известие о бедственном положении Эванса так и не дошло бы по назначению{150}.
Пурга бушевала весь день и всё следующую ночь и утро, так что ничего нельзя было поделать. Но 20-го днём погода улучшилась, и в 4.30 Аткинсон и Дмитрий вышли с двумя собачьими упряжками, хотя мело ещё довольно сильно и видимость была никудышная. Они шли сутки с одним привалом для отдыха собакам, очень смутно представляя себе всё время, где находятся — так трудно было ориентироваться в метельной мгле; вот только остров Уайт они разглядели. Во время второй стоянки, когда, по их расчётам, палатка Лэшли должна была находиться где-то поблизости, на несколько минут просветлело, и тут они увидели флаг, который Лэшли установил на санях.