Самосожжение
Шрифт:
Вот это сказал уже я. Вполне от души. Находясь в здравом уме.
И НАДО БИТЬ В НАБАТ! КАЖДЫЙ ЧАС, КАЖДУЮ МИНУТУ!..
Это сказал опять же я. Но могли бы сказать и вы. И должны ударить в набат. Пока бредовые слова старого президента не стали реальным приказом, после чего бить в набат будет уже поздно.
Человек - не остров, а часть человечества. Об этом возвестил миру колокол Джона Дона еще в начале XVI века.
– Остановите машину!
– сказал тут Гей, перебивая, стало быть, мой монолог.
Алина
– Он объявил войну!..
Алина перевела взгляд на экран телевизора и улыбнулась. Гей машинально проследил за ее взглядом. Вместо звездного мельтешения возникло лицо Мээна.
– Хэллоу, господа! Что это было со связью? Нет, скажу я вам, система ваша, знаете ли, хотя и восхитительна, однако порой тоже...
– Война!
– сказал Гей.
– Какая?
– улыбнулся Мээн.
– Опять эта ваша внутривидовая?
Мээн засмеялся. Да так громко, что телевизор не выдержал напряжения, экран опять замельтешил звездочками, связь как бы снова прервалась.
И в эту короткую паузу Алина сказала Гею:
– Мы ничем уже не поможем...
Гей только теперь заметил, что у Алины, скрытые волосами, были миниатюрные наушники. Словно клипсы. Значит, она тоже слышала это. Про объявление России вне закона.
– Да, но хотя бы предупредить!
– воскликнул Гей.
– Кого?
– спросила она с печальной иронией в голосе.
– Ну как же... Всех!
– Всех - уже поздно. А войска, наверно, знают. И президенты. И ракеты, вероятно, запущены. И на Западе, и на Востоке...
– НО ЭТО ЖЕ НЕВОЗМОЖНО!
– А почему, собственно? Разве не к этому все шло?
Мээн снова обнаружился. То есть он перестал наконец-то смеяться. И экран показал его физиономию, еще не остывшую от смеха.
– Да, брат...
– сказал Мээн, обращаясь, конечно, к Гею.
– Ну и насмешил же ты меня!
Гей подавленно молчал.
– Так чего ты звонил-то своему Георгию, вспомнил?
– спросил Мээн.
– Пошел ты!..
– сказал Гей в ярости, но тут же сник.
– Извините, Матвей Николаевич... Я вспомнил. Все началось с того, что я подумал об одном высказывании...
– Бээна?
– Нет, Пророкова.
– Какое высказывание? Я же не сразу к тебе подключился...
– виновато сказал Мээн.
– Поэтому не в курсе.
– Да, конечно!
– Гей хлопнул себя по лбу.
– Я сдуру решил, что вам известно даже то, о чем я подумал.
Мээн был польщен.
– Ну, я же не Бээн...
– смущенно сказал он.
– Это лишь Борис Николаевич знает, о чем каждый из нас думает, чем, так сказать, дышит... А что касается его высказываний, то их много было! Как совещание какое-нибудь, пленум там или конференция, обязательно будет высказывание. И я всегда потом говорил, что у Бориса Николаевича замечательные, научно обоснованные и глубоко содержательные высказывания получаются.
–
– НАС ГУБИТ СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО РАЗГОВОРАМИ.
– Браво!
Гею показалось, что это не сам он сказал, а кто-то другой, а может, и хором было сказано, хотя он именно это слово намеревался произнести сам, уже и рот раскрыл, а может, и слово это вымолвил - вместе со всеми.
– Да, но вы, наверное, не знаете, - загорячился Гей почему-то, пытаясь взять инициативу в свои руки, чтобы сбить этот ненужный, как он думал, хор чужеродных голосов, - не ведаете даже, что это высказывание Бээна есть не что иное, как перефразирование, хотя по смыслу и точное, бережное, одного высказывания Ленина!
– Между прочим...
– На экране возникло лицо усатого человека, похожего на Гея.
– Сам Ленин если и говорил, то делал, а если делал, то говорил...
– Кто это сказал?!
– Мээн по-председательски покашлял, словно карандашом по графину постучал.
И улыбчивый господин, так похожий на Гея, больше не появлялся.
– Ты понял, а?!
– с наигранным удивлением произнес Мээн, обращаясь, как видно, лишь к своему земляку, Гею.
– То-то я предчувствовал, что мероприятие будет не из легких...
– Напротив, я помню, что вы были полны пафоса. Когда возле церкви мы разговаривали. Перед отъездом на Рысы.
– Так я и сейчас не утратил его, этот самый пафос-то... Мое дело такое... Демон на договоре. И скажу тебе так. Мы должны проработать этот вопрос прямо сейчас, на этой летучей телепланерке!
– Какой вопрос?
– быстро спросила Алина, но совсем не та, которая сидела рядом с Геем, с тем Геем, который сидел с той Алиной, которая... тьфу ты, черт бы их всех побрал, эти маски!
Мээн между тем уже отвечал:
– Насчет масок вопрос. Чтобы, значит, снять их с вас. Обнажить вашу сущность. Решить на месте, с нами вы или же с ними...
– Это будет формальное мероприятие, - сказала Алина, и Гей теперь догадался, что это была, кажется, невеста.
– А я цветы везу, от души хотела...
– Возложить к подножию, то есть к портрету?
– спросил Гей.
– К какому портрету?
– насторожился Мээн.
– В Словакии тоже есть традиция, - пояснила Алина.
– В день бракосочетания возлагать цветы к подножию.
– Когда я был в СССР, - сказал некто с усами, Гей, наверно, жених, кажется, - меня поразило, что в любом городке, даже очень маленьком, есть памятники вашему вождю, и молодожены, кто бы они ни были, прямо из мэрии...
– Из горзагса!
– подсказала Алина.
– Да, прямо из горзагса едут к памятнику вождю, это просто фантастично!
– Товарищ Тихомиров! Я тебя спрашиваю! Куда мы едем?!
Может быть, сказал себе Гей, сейчас и повернуть назад всю эту разношерстную компанию?