Самостоятельные люди
Шрифт:
На следующее утро к Димке прибежал Юра Новиков.
– Ты откуда узнал, что я приехал? – мрачновато спросил Димка.
Шёл в школу, вижу – у тебя свет, значит, приехал.
А с каких это пор ты в школу стал ходить мимо нашего дома?
Юра покраснел.
– А знаешь, что я, Димка, тебе скажу? Ты гордый одиночка, как лермонтовский Демон. Ничего никому не сказал и сам в дураках остался.
– Это почему же? Уж не потому ли, что я не забыл Михаила Платоновича, а вы забыли?
– А мы тоже не забыли, это во-первых.
Они помолчали.
– В школу пойдёшь? – спросил Юра.
– Пойду, только могу и без провожатых.
Юре стало неловко, что Димка так его выживает, но он всё же остался стоять. Он посмотрел на свои ноги в валенках и сказал:
– Эх, как я наследил! Я тебя подожду в подъезде.
– Ничего, – примирительно ответил Димка.
Он оделся. Они вместе вышли из дому и пошли в школу.
Снова в школе
Наталья Валентиновна вошла в класс и сразу увидела Димку. Он сидел на своём месте, низко склонив голову, и рассматривал что-то на карте.
Хлопнула дверь, и Димка поднял голову. Одну минуту они молча смотрели друг на друга.
Наталья Валентиновна заметила, что Димка немного похудел и глаза у него стали чуть-чуть взрослые. Она заложила руки за спину и прошлась между партами…
После звонка, когда ребята гурьбой собрались возле Димки, Наталья Валентиновна сказала:
– Иванов, пойдём, пожалуйста, со мной в учительскую.
Димка пошёл за Натальей Валентиновной и почему-то вспомнил маму, как он позавчера точно так же шёл за ней по заснежённой улице, и вспомнил Севера Ивановича. И подумал, хорошо или плохо, что на свете есть Север Иванович?
В учительской никого не было. Наталья Валентиновна обрадовалась этому, потому что она чувствовала какую-то неуверенность перед мальчиком.
– Так, – сказала она и провела рукой по волосам. – Сегодня ты можешь зайти к Михаилу Платоновичу. Он тебя ждёт. И потом… – Наталья Валентиновна покопалась в своём портфеле. – Вот возьми. Она протянула ему его дневник.
Димка не знал, что ему делать, и понуро сказал:
– Хорошо. Я зайду.
Он взял дневник и пошёл. Ему хотелось что-нибудь ещё сказать учительнице, он чувствовал себя виноватым перед ней. Димка остановился, но никаких слов не придумал и сказал:
– До свиданья, Наталья Валентиновна!
Димка шёл и думал, чем бы порадовать Михаила Платоновича. Он решил пойти в лес и принести ему свежих пихтовых веток. От них так хорошо пахнет морозом и лесом, а ведь Михаил Платонович давно уже не был в лесу.
И вот Димка перед дверями комнаты Михаила Платоновича. В руках у него здоровенные ветки пихты. Он медлит, потом осторожно стучит. И вдруг из-за дверей раздаётся не какой-нибудь слабый, болезненный голос, а громкий, так хорошо знакомый
– Да, да, войдите!
Михаил Платонович сидит на кровати. У него желтоватое, похудевшее лицо, но глаза весёлые.
– Димка! Наконец я, брат, тебя дождался. Ох, ты, я вижу, половину тайги приволок! Поправлюсь, даже погулять будет негде!
– Нет, я по всем правилам: что можно, то и обломал.
Михаил Платонович положил себе на грудь ветки пихты и дышал ими. Он молчал.
– Дядя Миша, а что я ещё принёс, смотрите. – И Димка вытащил ледышку. Она основательно подтаяла у него в кармане.
Михаил Платонович взял ледышку и увидел, что внутри вмёрзла лягушка.
– Иду я по лесу, пихтовые ветки подбираю, – рассказывал Димка, – вдруг под ноги мне льдинка попалась, а в середине – тёмное пятнышко. Взял в руки – лягушка. На свету каждая жилка видна, а лапки в стороны раскинуты, точно мороз её схватил в прыжке. Ловко квартирку зимнюю придумала.
Михаил Платонович внимательно слушал Димку, потом положил льдинку в блюдце, которое стояло на стуле у кровати, и вдруг решительно сказал:
– Нy-ка, помогай. Я ведь сегодня первый раз встаю. – И Михаил Платонович, поддерживаемый Димкой, сделал первый осторожный шаг.
Он тяжело опирался на Димкино плечо и, видно, сильно волновался. Ещё один шаг – и снова остановка. Потом сразу четыре шага. Михаил Платонович отнял руку от Димкиного плеча и облокотился на подоконник.
Михаил Платонович смотрит на заснежённую улицу, на чернеющие человеческие фигурки и следы на снегу. И ему делается жарко-жарко, он вдруг пугается, что не дойдёт до кровати.
– Извини, я лягу. А то разволновался. Увидел улицу, снег, людей и разволновался.
Но теперь-то мы с тобой ещё повоюем. Главное – живу.
«А как же может быть иначе?» думал Димка. Грустить – это он уже знал, терять дружбу тоже знал, но вот как не жить, этого он ещё не понимал.
Димка встал.
– Ну, я пошёл, Михаил Платонович.
– Иди, иди. Завтра приходи обязательно.
Дома он вытащил из портфеля свой дневник. Полистал его так, как будто это были совсем не его, а чужие записи. Не рассматривая, вырвал страницу, где была нарисована Наталья Валентиновна, и написал:
5 декабря
И совсем я не один на всём свете. И мама у меня, и Север Иванович, и Михаил Платонович, и Юрка Новиков, и все ребята в классе, и Наталья Валентиновна тоже.
А вот Гога один.
П. М. М.
Из биографии Вовки Курочкина
Началось всё с того, что Вера Васильчикова попала в комиссию, которой поручили составить программу концерта к родительскому дню.
Комиссия работала непрерывно, без отдыха, до самого обеда. Говорили сразу все: трещали девочки, вставляли острые слова мальчишки, а вожатый руководил спором.