Счастье в 50. Драмы больше нет
Шрифт:
Слежу за игрой света, сжимая в пальцах теплую чашку латте. Смотрю на картинку кофейной спирали на поверхности напитка и думаю, что она, как мои сжатые в комок нервы.
Запах кофе, который обычно меня успокаивает, сегодня мне кажется слишком резким. Еще и лёгкий, ванильный шлейф дорогих духов моего адвоката Виктории Вишневой, раздражая меня, подчёркивает, насколько я сейчас “не в своей тарелке”.
– Муза Анатольевна, не переживайте…
Виктория аккуратно кладёт передо мной папку с документами,
Голос Вишневой ровный, как поверхность озера в безветренное утро, но в её глазах читается тревога.
– Сегодняшнее судебное заседание, на мой взгляд, прошло отлично. Все складывается в нашу пользу. Карпович проигрывает.
Киваю, но внутри меня – буря.
И не из-за суда, не из-за этих бесконечных бумаг… Из-за НЕГО. Из-за Орлова.
Мои пальцы сами тянутся к телефону, будто ища спасения. Сообщение от Назара горит на экране: “Муза, береги себя и малышку. Пиши мне. Переживаю за вас”.
Всего несколько слов. Сухих, скупых. Но я “чувствую” их. Прямо сейчас ощущаю, как генерал сжимал телефон, прежде чем отправить сообщение, как его он останавливал себя, хотя хотел написать больше. Но… Не смог. Не стал торопиться…
Отвечаю, и буквы плывут перед глазами: “Спасибо! Я тоже переживаю за тебя. Береги себя!”
И тут же – вибрация. Новое сообщение от Назара: “Ты точно в порядке? Если что-то случится – сразу звони.”
Читаю сообщение генерала в дцатый раз. Сжимаю пальцами телефон так, что под подушечками возникает ощущение треска стекла.
“Чужой мужчина обо мне заботится. А тот, с которым я прожила всю жизнь – нет”, – и этой мысли мое сердце сжимается до размера грецкого ореха и у меня во рту появляется горечь.
С ощущением этой горечи возвращаюсь в клинику. Сев на диван в своем кабинете, пью маалокс и глажу разбушевавшуюся малышку.
Впервые за все годы светлые стены давят на меня, как саван, обволакивая со всех сторон, не оставляя ни единой лазейки для побега.
Немного придя в себя и купировав изжогу, иду на прием, который мне все тяжелее вести. Резкий запах антисептика жжет ноздри, напоминая, что здесь нет места слабости, что любая дрожь в пальцах, любой срыв голоса – признак некомпетентности.
Перед приемом первого пациента некоторое время сижу за столом, стиснув зубы и заставляя себя сосредоточиться.
Вернувшись уже вечером в свой кабинет, пью ромашковый чай и заполняю документы, но цифры и строки от усталости сливаются в одно серое пятно, пока...
– Муза…
От работы меня отрывает голос: низкий, привычный, как старая рана, которая никогда не заживёт.
Узнаю его сразу, даже не поднимая головы.
По моему телу пробегает нервная дрожь и рассыпаются мурашки – не от страха. Нет…
От чего-то более острого,
Поднимаю глаза и вижу Карповича. Он стоит в дверях. Его пальцы до белых костяшек сживают портфель, будто это не кожаный аксессуар, а глиняный, который он вот-вот раздавит в пыль.
Лицо Дениса напоминает каменную маску. И только глаза…
В его глазах арктический холод, злоба и раздражение, словно он уже продумал каждый следующий шаг, каждое слово, которое заставит меня сломаться.
– Нам нужно поговорить, – чеканит каждое слово Карпович.
Сижу без движения, будто приросла к креслу попой и ногами к полу.
Мое сердце бешено колотится в висках, глухо, как барабанная дробь перед расстрелом.
– Я не собирался разводиться, – говорит Денис спокойно, но в каждом его слове – сталь. – И уж тем более делить что-то.
Сжимаю кулаки до боли. Ногти впиваются в ладони.
– Поздно, – мой голос тише шепота, но в нем все равно слышны уверенность и сила.
Карпович делает шаг вперед. Воздух между нами сгущается настолько, что его можно потрогать рукой.
– Муза, ты серьезно думаешь, что в нашем возрасте ребенок – это нормально? – его голос шипит, как раскаленное железо в воде. – Нет, Муза, это проблема.
Волна ярости на меня накатывает так резко, что перехватывает дыхание. Как он смеет?!
– Ты даже не пытаешься скрыть, что не хочешь его...
Внезапно тон Дениса меняется. Становится мягким. Фальшивым, как шелк на лезвии.
– Но если ты решила оставить его... я готов смириться. Ради семьи. Ради бизнеса.
– А твоя любовница? – спрашиваю резко, не давая себе передышки, и язвлю. – И тот ребёнок, которого ты так "не хотел"?
Губы еще не бывшего мужа растягиваются в ухмылке, но в глазах – лёд.
– Ну что ж... Есть такая история в моей жизни, – цедит брезгливо Денис и морщится, будто вспоминая что-то неприятное. – Хотя "любовница" – слишком громко звучит. Я бы назвал это временным развлечением.
Меня передёргивает от его тона. Как он может говорить с таким презрением о женщине, которая вот-вот должна ему ребёнка?
– А ребёнок? – сжимаю кулаки, чтобы голос не дрогнул. – Он тоже "временное развлечение"?
Карпович пожимает плечами, будто речь идёт о пустяке.
– Ну да, есть такой... нюанс.
Денис проводит рукой по волосам. По его жесту понимаю, что это его раздражает.
– Но это, Муза, не твоя забота. Ты же сама решила, что наши жизни больше не пересекаются.
Его спокойствие взрывает меня изнутри.
– Ты действительно настолько циничен? – мой голос срывается. – Денис, ребёнок – это не "нюанс"!
Карпович внезапно делает шаг вперёд, и него исходит волна опасности.