Счастливчик
Шрифт:
— Чего тебе от нас надо? — спрашивает холодно и требовательно.
Нет, можно не надеяться, она осталась не ради той беседы, которой бы мне хотелось и к которой так располагает вид с погруженной во тьму смотровой палубы.
— Я же сказал, хотел помочь.
— "Потому что мне понравилась ваша дочь", — передразнивает Дилайла.
Усмехаюсь, пользуясь темнотой. Она все-таки внимательно меня слушала и запомнила.
— Ну, в общем, да, — не отрицаю.
Осматриваюсь, надоело стоять столбом перед сидящей девушкой. Но второй диван далеко, а что-то подсказывает,
Дилайла следит за моим перемещением, складывает руки на груди, принимая закрытую позу.
— Для тебя это все развлечение? — задает новый вопрос. То, что она со мной разговаривает, расцениваю как несомненный прогресс в наших отношениях.
— Приключение, — поправляю.
Ди фыркает.
— Может, ты и помог нам вырваться с планеты, но когда власти до нас доберутся, то точно не погладят по головке. Мы по уши в дерьме, в том числе и по твоей милости, а для тебя это приключение, — разражается она гневной тирадой. Только приподнимаю брови, хотя в темноте Ди не может этого видеть, и не перебиваю. Высказать — это тоже шаг навстречу. — Такие, как ты, только и делают, что развлекаются за чужой счет, — заканчивает девушка совсем не в мою пользу.
Хмыкаю и интересуюсь:
— Какие — такие?
— Что? — переспрашивает Ди с удивлением в голосе, будто не ждала от меня возражений в ответ на свою обличительную речь.
— Какие — такие, как я? — повторяю. — Ты вроде как отказалась со мной знакомиться и ничего обо мне не знаешь.
— Золотые мальчики, — отвечает с готовностью и без раздумий. — Богатая семья, огромный загородный дом, поступление в престижный вуз по одному щелчку пальцев, где ты любимчик преподавателей и тупоголовых девчонок, которые падки на сладкие речи. Продолжать? — уточняет мстительно, на сто процентов уверенная в своей правоте.
Насчет загородного дома и богатой семьи она угадала, хотя и интересно, как ей удалось определить это "на глаз". Про любимчика учителей — явное преувеличение, а тупоголовых в ЛЛА не берут ни по чьей протекции, так что тут Ди ошиблась.
— Продолжай, — разрешаю.
Кажется, у Дилайлы накопилось много претензий. Не ко мне, а к собирательному образу "таких, как я", потому что она действительно продолжает:
— Никаких проблем в жизни, кроме как охмурить новую девушку. Все блага к твоим ногам. А если отказала, то можно и рискнуть, прикинуться заложником, пробраться на корабль — все, что угодно, лишь бы добиться своего. Таким, как ты, наплевать на других людей.
Похоже, кто-то ее серьезно обидел, и почему-то этот кто-то ассоциируется у нее со мной.
— Неприятный я тип получаюсь, а? — подытоживаю с усмешкой.
— Вот именно, — отчеканивает.
Склоняю голову набок, пытаюсь рассмотреть в темноте ее лицо.
— А если ты ошибаешься на мой счет?
— Не думаю, — снова уверенно.
Да что ж за категоричность в отношении малознакомых людей? А как же видеть во
— Мне не наплевать на других людей, — говорю, не возражаю, не спорю, просто сообщаю.
— Ага, конечно, — фыркает Ди и на этот раз встает. — Прошу тебя по-хорошему, не трать больше мое время, навязывая свое общество. Я не доверяю таким, как ты.
— Как скажешь, — развожу руками в воздухе, не предпринимая попыток ни встать, ни остановить ее. Мне нужно больше информации, просто необходимо.
Дилайла обходит меня по большой дуге, чтобы, не дай бог, не приблизиться к такому отвратительному типу, как я, и быстрым шагом покидает смотровую палубу.
Смотрю ей вслед. Надо же, а обычно девушки считают меня обаятельным…
Как сидел на полу, так и откидываюсь назад, ложусь на палубу и закидываю руки за голову. В темноте тут уютно.
Лежу несколько минут, пока в коридоре вновь не раздаются шаги, но гораздо тяжелее, чем легкая поступь ушедшей Ди.
Поднимаюсь с пола как раз вовремя — зажигается яркий свет, от которого приходится заслонить рукой глаза, а в следующее мгновение на палубу врывается темная фигура кого-то высокого и широкоплечего и бросается на меня с кулаками.
От резко включившегося освещения не успеваю толком рассмотреть нападающего. Действую на одних рефлексах: уклониться, присесть под занесенной для удара рукой в лицо, отвести эту самую руку.
Сержант Ригз, в свое время всерьез занимающийся моим обучением рукопашному бою, придерживался мнения, что схватка не должна быть больше минуты, в идеале — несколько секунд.
Мне хватает двадцати. Долго, сержант отчитал бы меня по полной программе. Но только по прошествии этого времени и попыток не получить в челюсть от размахивающего длинными руками нападающего, мне удается сделать ему подсечку и уложить разъяренного брата Дилайлы лицом в палубу.
— Какого черта? — шиплю, наваливаясь сверху на его заведенные назад руки всем весом.
— Что ты сказал моей сестре? — дергается Дилан. — На ней опять из-за тебя лица нет, — опять? Хорошенькое дельце. А когда был прошлый раз? — Пусти меня, ублюдок.
Кажется, кому-то надо подарить толковый словарь. Я кто угодно, но не ублюдок — мои родители состояли в законном браке, когда я появился на свет.
— Выдохни, ковбой, — усмехаюсь и отпускаю.
Дилан совсем не умеет драться, но он прыткий малый: принимает вертикальное положение с ловкостью кошки и снова бросается на меня.
Отскакиваю назад. Совсем не хочу с ним драться. В мои планы входило подружиться с экипажем "Старой ласточки", а не бить им лица. Если бы брат Ди не вздумал напасть на меня неожиданно, я бы вообще попытался избежать потасовки.
— Что здесь происходит? — гремит голос капитана как гром среди ясного неба как раз тогда, когда я укладываю Дилана носом в палубу во второй раз. Ну а что? Стоять и ждать, когда он меня нокаутирует?
Поспешно выпускаю капитанского сына и выпрямляюсь. Дилан же, зараза, на этот раз поднимается медленно, явно изображая для отца избитую жертву.