Секрет покойника
Шрифт:
— Вы прекрасно выглядите, — сказала она.
— Вы тоже.
Он заказал кофе и сел вполоборота к экрану. Эбби показалось, что он чем-то взволнован. Впрочем, неудивительно, если вспомнить, что в последний раз, когда они виделись, Николич невольно стал пособником их бегства.
— Спасибо, что согласились со мной встретиться.
— Я рад. Вы в Белграде по делам?
— Да, но на этот раз у меня дела иного рода. Я вернулась на прежнюю работу в Международный уголовный трибунал. Здесь у нас должно состояться несколько
— Иными словами, теперь вы точно на стороне закона и шерифа. В тот раз я не был в этом уверен.
— Я тоже.
Эбби вернулась в Белград впервые после того памятного дня, когда они убегали из Сербии на его машине. Сказать по правде, ей было страшно возвращаться в этот город, особенно в цитадель Калемегдан. Но время изменилось, изменилась и она сама.
Как можно спокойнее Эбби поведала Николичу о том, что было потом: про то, как она расшифровала скрытое в стихе послание, про свою поездку в Стамбул.
— Но ведь в 326 году Константин все еще хотел быть похороненным в Риме, — перебил ее Николич.
— Жаль, что вас тогда с нами не было. Нам не пришлось бы совершать напрасную поездку. Но в конце концов мы сами догадались.
Затем она рассказала ему про катакомбы, ставрограммы, про Порфировый саркофаг, прятавшийся в течение столетий за каменной кладкой. Николич слушал ее, не проронив ни слова. Он даже не притронулся к своему кофе. Когда она закончила рассказ, он еще какое-то время сидел молча, обдумывая услышанное.
— С каждым разом ваша история становится все удивительнее.
Мороженое Эбби окончательно растаяло, и на дне вазочки образовалась сладкая лужица. Эбби вычерпала ее ложкой.
— Все, кроме ее конца. Саркофаг оказался пуст. Столько трудов, а в результате — ноль.
— Драговина больше нет, — напомнил ей Николич. — Я видел телерепортаж о том, как его тело поднимали из-под земли. Эту новость специально показали здесь, в Сербии, чтобы мы воочию убедились, что он погиб. — Николич на минуту задумался. — Впрочем, я не исключаю и другое объяснение.
— Какое же?
— Есть одна легенда, связанная с именем Константина. Незадолго до смерти его мать совершила паломничество в Святую землю. Тамошние христиане якобы показали ей место, где после распятия Христа хранился тот самый крест. Согласно одному источнику, Елена доказала, что это и есть истинный крест, воскресив из мертвых одну старую крестьянку.
За спиной у Эбби на зеленой стриженой травке Уимблдона сербский игрок выиграл сет. За соседними столиками раздались радостные возгласы и аплодисменты.
— Вы полагаете…
— В этом вашем стихе есть слово, которое по-латыни звучит как сигнум, а по-гречески тпропайон. Я уже говорил, что у него немало значений. Оно может означать и боевое знамя, и знаки военного отличия. Но оно также использовалось христианскими авторами
— Спасенья знак, что освещает путь вперед.
— Тот символ, который вы там нашли, ставрограмма. Я уже говорил вам, что он происходит от греческого слова «ставрос», что значит «крест». Многие полагают, что это вариант Константиновой христограммы, но на самом деле он совершенно иного происхождения. В ранних манускриптах писцы использовали его в качестве аббревиатуры, стенографической замены слова «крест».
Эбби задумалась.
— То есть вы хотите сказать, что мы, сами того не подозревая, обнаружили истинный крест — тот самый, на котором был распят Христос.
Николич на мгновение наморщил лоб, затем улыбнулся.
— Кто знает? Вы ведь сами сказали, что в саркофаге не было ничего, кроме пыли. В конечном итоге вся история превращается в прах. — С этими словами он помахал официанту, чтобы тот принес еще кофе. — Может, в один прекрасный день вы вновь спуститесь туда и посмотрите еще раз?
При этой мысли Эбби поежилась.
— Это невозможно. Когда Драгович взорвал гробницу, он уничтожил не только часть катакомб. Наверху стоял жилой дом. Так вот: он обрушился. Владелец дома, чтобы как можно скорее заново его отстроить, залил место взрыва бетоном. Вывалил едва ли не миллион тонн. Его участок не является собственностью Ватикана, и никто не смог ему воспрепятствовать.
— Может, оно даже к лучшему. — Никол ич усмехнулся. Впрочем, за его усмешкой явно что-то скрывалось. — Дар воскрешать из мертвых — страшная вещь. Пусть даже мы все время от времени о нем мечтаем.
Эбби закрыла глаза. Солнце передвинулось, и если до этого она сидела в тени зонтика, то теперь его лучи беспощадно били ей в лицо.
— Там, в катакомбах, — она на минуту умолкла, не зная, рассказывать или нет то, что она не сказала никому. Но в конце концов решилась. — В самом конце, когда Драговича застрелили. Карабинеры уже вошли в тоннели, но до той части катакомб они еще не дошли. И пуля, которой он был убит, — мне сказали, что она не того калибра и не могла быть выпущена из их винтовок. Вы не думаете… — Эбби развернула стул спинкой к солнцу и решительно тряхнула головой. — Впрочем, нет. Из мертвых еще никто не восставал.
— Разве что на Балканах. — Николич развернул газету. На первой странице была помещена фотография мужчины. Жестокое лицо, всклокоченные седые волосы. Злоба, с какой он смотрел в камеру, ничуть не ослабла с тех пор, когда восемнадцать лет назад его кровавые «подвиги» в Боснии снискали ему сомнительную славу одного из самых страшных преступников во всем мире.
— Два года назад родственники этого человека обратились в суд, чтобы его официально признали мертвым. Вчера полиция обнаружила его в добром здравии, в квартире на другом берегу Савы.