Секунда до Эдема
Шрифт:
Улыбка, которую Винсент в растерянности сверлил глазами, отличалась от тех, какими синтетик улыбался во время дежурных приветствий: тогда словно две ниточки приподнимали вверх уголки губ. Теперь же губы, приоткрытые и как никогда подвижные, растягивались в стороны легко и до жути естественно.
Винсент собрался с мыслями и хотел было выдавить хоть что-нибудь, но Энзо будто решил выговориться на сто лет вперед.
– Знаешь, я с первого дня понял, что ты не умеешь обращаться с синтетиками – без обид. Но за тобой интересно наблюдать. Однажды я простоял за твоей спиной целый час, а ты даже не заметил. Часто с тобой такое, когда садишься писать? – вдруг
О. Вот оно как.
– Сколько тебе лет? – возможно, не самый лучший вопрос, когда стоило бы спросить про то, сколько ему заплатили за этот спектакль, потому что Винсент искренне уверовал в мощь нынешней актерской подготовки.
– Эй, я не подержанный! – с натуральным возмущением сообщил Энзо. – Но если тебе станет легче, то мне год с производства, а по вашим меркам где-то двадцать один. Или двадцать три. На самом деле не так уж и важно.
– Нет, это важно, – неожиданно для самого себя угрожающе отчеканил Винсент. – Это будет важно, когда я сдам тебя в полицейский участок за такие.
– Я не виноват, что ты не умеешь со мной обращаться. Для таких случаев и существует инструкция. Хотя знаешь, будь моя воля я бы её переписал. Не очень приятно делать и говорить не тем образом, каким хочется тебе. «Да, сэр!», «нет, сэр!» – скука дикая, если честно.
– У меня скоро взорвется голова, – сказал Винсент, решительно вставая со стула. – Я не намерен с тобой разбираться.
– Нет, не смей, – Энзо дернулся в сторону, когда Винсент потянулся к его затылку. – Даже не думай. Это нече…
Только спустя минуту Винсент понял, что привычка затыкать того способом принудительного завершения работы открыла ему не вписывающуюся в ситуацию истину – Энзо и правда отключился.
Винсент выкурил сигарету. Потом еще одну. После этого он наконец додумался, что надо что-то сделать. Три раза прошерстил инструкцию, в которой отсутствие нужной информации убеждало в собственном сумасшествии; даже взялся за опасную бритву, чтобы удостовериться, что кровь у Энзо аквамаринового цвета, как и положено синтетикам, но в итоге стоял над ним полчаса и не смог сделать и самого маленького пореза на руке. Несколько раз его вердикт менялся, но самый окончательный все же казался самым правильным – синтетик. Сломанный синтетик.
Из инструкции он все же смог найти нечто полезное – в левом верхнем углу маленьким, почти миниатюрным, как будто синтетики вообще не ломаются, шрифтом был написан телефон офиса мастеров.
Глава третья
Сначала человеческий гений неуемен, потом жаден. Потом наступает уже исторически сложившийся момент сожаления, и наступает он в лучшем случае, потому что изжить себя может многое, но человеческая привычка тщеславно возводить благодеяние в ранг собственных побед – никогда. Это фатальное, критическое противоречие, но оно отнюдь не мешало открывать новые грани и как бы ненароком при этом забывать, что сначала любую грань перешагивают. Забавное явление софистики: чтобы ответственность не пригрела себе место на павлинно-важном расправленном хребте, достаточно поменять лишь одно слово.
Подростком Винсент действительно боялся не узнать мир через несколько лет, но еще больше – не увидеть его. Мир развивался быстро, но, к счастью, все еще не потерял способность
В комнате было тихо.
Винсенту казалось, что тяжелый и преющий от напряжения воздух застрял где-то в глотке и не шел дальше, не позволяя раздышаться.
Энзо нетерпеливо отбивал ногой по полу, пока игла мистера Атенхейма несколько мгновений скрывалась под истонченным покровом кубитально-локтевой.
Жизнь Винсента изменилась ровно несколько часов назад. Нет, не жизнь даже, а многие понятия, и это намного хуже, потому что перелом сознания в определенной степени считается болезненным процессом.
Он позвонил в «SynthBeing» сразу после того, как насильно свел уже устоявшееся восприятие к минимуму и вдруг, как в паршивой комедии, обнаружил, что худая грудь под безвкусной формой легонько и плавно вздымалась от циркулирующего дыхания. Он обнаружил еще много мелочей, вроде того, что ожог на руке Энзо от сковородки визуально ничем не отличался от человеческого, или что его ногти и волосы слишком натуральны для высококачественной синтетической подделки. Поразительно, что Винсент вообще запомнил происходящее, он впервые пребывал в критическом недоумении, шоке и ужасе.
Парень, взявший трубку – Итан – в ответ на сбивчивый рассказ, только задумчиво помолчал с секунду и немного равнодушным голосом спросил, где адрес, мол, и не с такими, извините, «чайниками» приходилось сталкиваться.
Чемоданы Итана Атенхейма были похожи на дедовский пухлый багаж из семидесятых, под завязку набитый вещами. С порога он представился и сразу же спросил, где «больной». У них не было времени познакомиться получше, но когда мастер увидел все воочию и с опаской уже отстранял пальцы от точки пульса на шее Энзо, не потребовалось никаких ментальных приятельственных связей, чтобы разделить друг с другом один-единственный железобетонный факт.
Энзо был неусидчивым, но терпеливым существом, при пробуждении продемонстрировавшим максимум непонимания и минимум морального сопротивления, и стучащим пальцами свободной руки по коленке, когда пустой шприц с иголкой добрался-таки до его вены.
– Стандартная проверка синтетиков, – с очевидно развитым актерским дарованием буднично пояснил мистер Атенхейм, но вид его никак не вязался с образом молодого уверенного профессионала, переступившего порог дома сорок пять минут назад.
– Неправда, – Энзо слегка поморщился, когда к коже прижался кусок ваты. Его живая мимика первое время являлась объектом беззастенчивого внимания. – Думаю, не очень целесообразно дергать мастера из компании, когда можно было изучить инструкцию по эксплуатации внимательнее или хотя бы вообще открыть её. Ничего личного, правда, – честно добавил он для Винсента.