Сердце Аксара, или Измена по-королевски

Грин Агата

— Т-с-с, — я подняла здоровую руку и поднесла палец к губам. — Я иду наверх.

— Это опасно, — проговорил Фэд умоляюще, в и любой другой момент меня бы эта мольба в его голосе тронула. Или разозлила. Но не сейчас. — Вы имеете полное право не верить мне, но я не могу отпустить вас наверх. Я за вас отвечаю.

— Знаю. Пропустите, эгуи.

Фэд сдался, пропустил меня, и пошел следом, как и Боярдо с другими стражами.

Путь наверх, в разрушенные покои королевы, где оставались тела, показался мне очень долгим. Если королева победила,

то… то, наверное, меня и тех, кто станет меня защищать, будет ждать смерть.

На лестнице, в коридоре, у дверей покоев толпились эгуи, но меня они пропустили без возражений.

Я вошла в покои, темные и холодные, готовая ко всему. Сердце грохотало в грудной клетке, оглушая. Подойдя к Криспину, который присел рядом с телами (тела не перенесли, чтобы духам легче было их найти по возвращении), я положила здоровую руку ему на плечо.

Ветер, ворвавшийся в покои из проема в стене, дохнул холодом нам в лица.

Должно быть, он и пробудил короля.

Тот открыл глаза. Черные.

Дыру в проеме оставили, в покоях королевы прибрались, насколько это возможно, стеречь тело велели стражам. Криспин пока что оставался рядом с телом Клариссы-Виктории, которое стражи предусмотрительно ввели в нечто вроде магической комы.

Принц был уверен, что его мать вот-вот откроет глаза, как Дедрик… Бесполезно было его разубеждать, да никто и не пытался.

В замок вернулись даймоны, как ни в чем не бывало, расположились под потолками, даже стали давать тепло. Делали они это, чтобы угодить Дедрику, которого теперь воспринимали как главного. А что до самого Дедрика… Король выглядел так, будто не рисковал своей жизнью, магией всего королевства, а слетал на приятную прогулку. Его голос звучал уверенно, взгляд был ясным, а приказы — своевременными и адекватными. И часа не прошло после его возвращения, как порядок в замке был восстановлен.

На короля теперь смотрели иначе, с куда большим уважением. Думаю, своими поступком и поведением Дедрик практически обелил репутацию «глупого» и «рогатого» Рейна. Однако с королем я смогла поговорить только, когда забрезжил рассвет. Он вернулся в покои, которые изначально были выделены Клариссой-Викторией для нас.

Я лежала на ложе под покрывалами, раздетая, причесанная, опустошенная событиями последних часов. Уж слишком тяжела была эмоциональная нагрузка прошедших суток.

Дедрик махнул рукой, вынуждая даймонов чуть убавить света, и стал раздеваться. Плащ, шейный платок, кафтан, жилет, рубашка, брюки, ботинки… оставшись в чем мать родила, мужчина юркнул под покрывала.

Он ничем не дал понять, что чем-то обеспокоен, и это меня сильно царапнуло. Не верю, что можно после сражения с собственной матерью оставаться таким спокойным. Он или психопат, чья психика не здорова, или делает вид, что спокоен.

Повернувшись неуклюже из-за перевязки, я посмотрела в лицо Дедрика оценивающе. Психопат? Нет? Собственно, а чего гадать?

— Ты нормальный? — спросила я.

Дедрик открыл глаза,

посмотрел на меня и ответил вопросом на вопрос:

— Что с рукой?

— Дверью ударили. Нечаянно.

Король приподнялся на локтях, отчего покрывала с него сползли, открывая феерический вид на торс, и подвинулся ко мне. Рукой поддел рукав сорочки, и посмотрел на перевязь.

Цокнул языком:

— Сильно попало. Дайте-ка я вас, бедная моя королева, вылечу.

Его глаза снова стали черными, и я вздрогнула. Дедрик усмехнулся — его повеселила моя реакция — и коснулся руками моего плеча. Все неприятные ощущения прошли, опухоль и краснота, грозящая стать багровой, спала. Дедрик махнул рукой, и перевязь вообще пропала с моего плеча и руки.

Пошевелив рукой, я констатировала, что от ушиба и следа не осталось.

— Как ты сделал это? Поблизости нет Потоков.

— У меня неплохой магический запас. Могу при необходимости и без Потоков обойтись.

Я кивнула и повторила свой вопрос:

— Ты нормальный, Дедрик?

— А твой вопрос — нормальный? — отшутился он.

— Я серьезно. Тебя хотела убить мать, ты сражался с ней, и вот ты победил, а она, вероятно, мертва. После всего этого ты приходишь ко мне и преспокойно ложишься спать.

— И что?

— Как — что? Ты бревно? Камень? Неодушевленный? Тебе что, плевать на все? — мой голос стал громче. — Там, наверху, твой родной брат, рядом с телом матери, переживает личный ад, а ты… со мной? Здесь?

— Как, по-твоему, я должен себя вести?

— Пойти к Криспину! Хотя бы!

— Мы уже поговорили, а сюсюкаться с парнем я не собираюсь и тебя не позволю. И откуда взялась такая озабоченность нашим душевным состоянием? Тебе разве не все равно? Разве ты не ненавидишь всех нас, проклятых Корбинианов?

— Знаешь, я считала, что Рейн замороченный болван, а ты — мерзкий ублюдок. Но когда я увидела вашу мать, то поняла, что… — я запнулась и замолчала. Кажется, я сама не понимаю, что чувствую.

— Ах, как мило! Соня пожалела нас! Соня к нам прониклась! Потому что нас, бедных принцев, не любила мать! Какое горе! Драма! Трагедия! — Мужчина вдруг резко сменил тон. — Что Криспин рассказал тебе? Что мы были когда-то одной большой счастливой семьей? Чушь! Наши родители, сколько я помню, не интересовались нами по-настоящему. Мы для них были только производными брака. Исключение — Криспин. Только его по непонятной причине наша холодная матушка одарила своей скупой любовью.

— Но ведь должна быть причина этому? Не безумная же она? Насколько же она не в себе, что сводила с ума Рейна? Прокляла тебя?

— Почему она обязательно должна быть не в себе? Может, я заслуживал проклятия?

— Ты виновен в смерти Альберта?

Дедрик громко рассмеялся и откинулся на спину. На этот раз приподнялась на локтях я, чтобы увидеть выражение его глаз. Они стали колючими. И таким же колючим показался мне его ответ:

— Кто ты такая, чтобы я отвечал тебе?

— Я — королева.