Сердце бури

Раэлана

Члены совета одобрительно зашептались. У Финна мороз прошел по коже, когда он заметил, как вокруг то на одном лице, то на другом победоносно вспыхивают кривые, мстительные улыбки. На свете существует не так уж много поводов для бездумного риска, но когда таким поводом служит жажда отмщения — на это поистине страшно смотреть!

Чаши весов качнулись, но это не вызывало облегчения. На Финна вдруг обрушился целый шквал неприятных чувств. Он подумал, что они с Мейцом невольно играют на примитивных инстинктах толпы, чтобы отстоять свою точку зрения.

—

А как же Лея? — неожиданно спросила леди Акбар.

— Мы приложим все силы, чтобы помочь ей, — отозвался капитан.

— А если вам не удастся сделать это?

— Тогда, — ответил Мейц, нахмурив брови, — я полагаю, вы, миледи, сами понимаете…

Финн, конечно, тоже догадался, о чем речь, и его руки невольно затряслись.

— Вы готовы пожертвовать жизнью вашего командира? — хотя круглые желтые глаза Силгал смотрели строго на Мейца, было ясно, что ее вопрос адресован всему залу.

— Бывшего командира, — послышалось за ее спиной.

Джойдел с непроницаемым лицом ответил:

— Генерал — если это и вправду ее затея — должна была знать, на что идет. Все мы рискуем, и она тоже.

Никто не возразил против этого — возразить было нечего.

— Что ж, — подытожила Силгал, — в таком случае, я предлагаю голосовать. Дальнейшие дебаты вряд ли будут конструктивными.

— Принимаем! — прокричали сразу несколько голосов. И вскоре к ним присоединились все остальные. — Принимаем, принимаем! Ни к чему больше спорить!

Сперва Мейц попросил поднять руки тех, кто был против вторжения на Бисс, затем тех, кто за. В первом случае вверх взметнулись около десятка рук, включая широкую перепончатую ладонь Силгал Акбар; во втором — почти два десятка, в том числе руки самого капитана и лейтенанта Финна, который не отступал от своей позиции, хотя происходящее нравилось ему все меньше. Мейц попросил Пизи официально задокументировать результат.

Финн вновь посмотрел на Силгал, не тая виноватого взгляда. Каламарианка выглядела разочарованной.

— Боюсь, что Сопротивление совершает большую ошибку, — произнесла она без враждебности, но с огромной печалью в голосе. Так произносят предсказание, заранее понимая, что окружающие не внемлют ему. — Если предчувствие одаренных что-то значит для вас, Джойдел, то знайте: мое говорит мне, что опрометчивое решение может обернуться непоправимой бедой.

Силгал оглядела собравшихся, которым, кажется, стало не по себе от ее слов.

— Просто помните об этом. И постарайтесь сохранить остатки здравомыслия.

***

«Тук-туук-тук. Тук-туук-тук…»

Навязчивый звук вырвал Рей из пут беспамятства, постепенно возвращая в реальность. Она лежала, еще не открывая глаз, во власти необычайно сильных ощущений.

«Тук-туук-тук…»

Ей не нужно было гадать, что это такое. Благодаря Силе она не просто чувствовала — она видела, как два сердца бьются в ней одно в такт другому. Две пульсирующие точки внутри крохотных, нечетких слепков плоти, окруженных околоплодными пузырями, — тех самых

слепков, которым вскоре суждено стать полноценными людьми, новыми избранниками Силы.

Эта тайна жизни под материнским покровом взволновала и растрогала Рей. Одинокое дитя, выросшее в пустыне, не помнящее теплоты родительских объятий. Впервые в жизни она познала то, что выше всяких войн, выше Добра и Зла — это священное единство женщины и ребенка. То, что терзало Лею и, возможно, будет терзать ее саму. Любовь к ребенку — это рана на сердце матери, которая всегда остается свежей.

Сила даровала ей материнство слишком неожиданно и, пожалуй, слишком рано. Рей не сразу суждено было оценить этот дар — но сейчас она оценила его сполна! Она, прежде таившая обиду на этого ребенка и вообще не готовая поверить, что он и вправду существует, внезапно прониклась любовью к грядущим плодам своего чрева во всей безысходной полноте, стоило ее детям подать один слабый сигнал. Как будто ставни ее души отворились, пропуская свет надежды, идущий от двух маленьких существ. Как будто кто-то невидимый шепнул: «Гляди, какие они славные…» Это было озарение материнского чувства, прекрасное и непостижимое. Рей поняла, что с самого начала была готова впитать эту благодать — и вот, впитала ее.

Ей казалось, что она видит своих детей такими, какими они должны стать спустя годы. С каждым ударом каждого из крохотных сердец Рей все больше отдалялась от реальности, поднимаясь во времени к неведомым высотам будущего.

Мальчик и девочка десяти лет — черноволосые, рослые и гибкие — несутся через лес. Рей видит их раскрасневшиеся от бега, сверкающие радостью, беззаботные и невинные лица. Видит мягкие черты своей дочери, ее изящный носик, соболиные брови и легкие пушистые кудри — наследие набуанской родни. Видит и сына, заметно отстающего от сестры. У него гордая осанка и широкая грудь отца. Волосы непослушной копной спускаются к основанию шеи.

Отчаявшись поспеть за сестрой, запыхавшийся брат просит:

— Рио, постой!

Та со смехом останавливается, небрежно подбирая растрепавшиеся кудри, чтобы они не лезли в глаза.

— Какой же ты неуклюжий медведь, Бейли! — восклицает она.

Мальчик, насупившись, ковыляет к ней.

— Мы уже близко, — гордо сообщает девочка.

Брат и сестра пробиваются сквозь подлесок и оказываются на поляне, которую Рей узнала бы, даже будучи слепой — так прекрасно и светло здесь движение Силы. Это Эндор.

Древо Силы возвышается, как и прежде, гордое и восхитительное. Дети идут к нему.

— Это здесь. — Рио прикрывает глаза. — Ты чувствуешь?

Ее брат благоговейно кивает.

— Ага, чувствую.

Они проходят ближе к широкому стволу и садятся на землю у него основания — точно на том месте, где когда-то сидели их родители. Бейли задумчиво изучает взглядом рисунок коры, будто невидимые письмена прошедших лет.

— Значит, вот где они поженились… — говорит мальчик, лениво растягивая слова.