Сердце кугуара

Углицкая Алина

— Хм… — на том конце связи раздалось тихое покашливание. — В общем, чтобы не углубляться… эти белки идут по кругу и моментально латают малейшие поломки в цепочке ДНК. Я не знаю, как это будет выглядеть, когда ребенок родится, но сейчас его ДНК просто удивительна. Она единственная в своем роде.

— Этот ребенок… Он сможет изменять свое тело? Трансформироваться?

— Да, возможно. Наши эксперименты по биотрансформации были признаны неудачными, потому что все подопытные погибли, не выдержав боли и физических нагрузок. Но этот ребенок —

просто прорыв. Для него биотрансформация будет естественной и врожденной. Мы не смогли добиться ничего подобного даже с помощью генной инженерии.

— Он сможет передать свои способности потомкам?

— Вы хотите ответы, которых нет у меня. Мне нужно больше времени для изучения, но сейчас, пока зародыш в утробе матери, я мало что могу сделать. Тем более, это уже ненадолго.

— В смысле?

— Некто Шейн Догерти добился, чтобы госпожу Воронцову признали недееспособной. Теперь он ее опекун. И он подписал разрешение на аборт.

— Вот с…

Антуан оборвал себя. Его пальцы, царапнув поверхность стола, оставили на ней борозды. Нет, в отличие от Лукаша, он не умел выпускать когти. Но, как любой вер, был намного сильнее обычного человека.

— Ты должен сделать все возможное и невозможное, чтобы сохранить этого ребенка, — процедил он, не разжимая зубов. — Ты понял меня?

— И на каком основании?

— Придумай что-нибудь! Ты же врач!

— Врач. Но не господь бог.

— Черт! Как этот Догерти добился опекунства?

— Через суд. Родители Воронцовой далеко, да их и не ставили в известность. А других желающих не было. Но…

Нейман замолчал, обдумывая внезапно возникшую идею.

Потом неуверенно произнес:

— Есть один выход. По закону этот ребенок принадлежит отцу. В ЕСР очень строго следят за этим. Если объявится отец ребенка и настоит на своих правах, я имею право отменить аборт.

Антуан нервно забарабанил пальцами по столу.

— Отец? Да, я понял, о чем ты. Отец есть… Но официально он мертв…

— О чем это вы?

— Подопытный номер шестнадцать. Помните, док? — Андрулеску почувствовал, как дыхание Неймана изменилось. Да, он помнил. Еще бы, в свое время Генри Нейман участвовал в этих экспериментах в качестве ассистента. — Он единственный, кто перенес трансформацию в Химнессе и научился с ней жить. Я изменил кое-какие данные, так что все эти годы он числился в покойниках. Но на самом деле живет и здравствует. Вместо него был утилизирован совсем другой вер.

В наушниках воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь слабым шелестом помех.

Нейман застыл над столом в своем кабинете, сжимая в руках портативную рацию. Его глаза, уставившись в одну точку, сверлили небольшой глобус, установленный на столе, но мужчина не видел его. По лицу доктора крупными градинами стекал пот. Сердце ухало: вот оно, вот оно! То, о чем он мечтал все эти годы. Прорыв в науке. И именно он, Генри Нейман, даст ему свое имя.

— Я понял, — прохрипел он в трубку,

немного придя в себя. — Где сейчас этот подопытный? Он должен заявить права на ребенка и его мать. Тогда я смогу что-то сделать.

— В надежном месте, — усмехнулся Андрулеску. Кажется, все складывалось даже лучше, чем он задумал. Этот ребенок… Да, он не входил в планы Антуана. Но теперь, раз уж он есть, надо сделать все, чтобы его сохранить. И плевать, что его мать не Лика. Он, Антуан, найдет дочери другое применение. — Мне нужна гарантия, что его не прибьют ваши вояки.

— Об этом не беспокойтесь. Он уникальный субъект. Единственный в своем роде. Если он подпишет добровольное соглашение с научным советом, ему дадут все льготы, какие только можно придумать в такой ситуации.

— И разрешение жить среди людей?

— Разрешение жить со своей женщиной и ребенком. Это все, что я могу пока обещать.

— На Тайре?

— Это будет решать научный совет.

— Хорошо. Считайте, мы с вами договорились.

— Да, мастер. Когда я смогу увидеть подопытного номер шестнадцать?

— Теперь его зовут Лукаш Каховский. Он очень силен и опасен, так что будь с ним поосторожнее, док, — рот Андрулеску скривился в саркастичной усмешке, но Нейман, конечно, ее не увидел.

— Насколько я знаю, у вашего вида гипертрофированно чувство отцовства. Мне будет интересно понаблюдать за этой семьей…

— Не забывай только докладывать мне о своих наблюдениях.

— Конечно. Так, где и когда?

— Моя яхта «Клементина» находится в пятидесяти милях к югу от Тайры. Каховский на ней. Поторопитесь, док, если хотите покончить с этим делом сегодня.

Нейман взглянул на часы, висевшие на противоположной стене. Почти полдень. У него еще есть время поднять нужных людей и сообщить кому надо…

— В двадцать ноль-ноль ждите гостей, — произнес он в трубку вместо прощания и нажал «отбой».

Рация замолчала.

Глава 27

Едва Ева прочитала бумагу, оставленную Нейманом, в ней что-то перевернулось. Она словно проснулась от долгой спячки. Ни разу за последние несколько дней ее разум не был настолько чистым, а мысли настолько ясными. Она поняла: даже если Лукаш погиб, даже если она его больше никогда не увидит, у нее осталась его частичка. И эту частичку нужно сохранить. Хотя бы в память о нем.

Она не позволит сделать себе аборт. И к черту все эти бумажки.

Разорвав ксерокопию, Ева бросилась на поиски Неймана. Тот не был удивлен, увидев ее взволнованную и запыхавшуюся в дверях своего кабинета. Наоборот. Он ждал ее. Ева ясно увидела это в его глазах, когда он молча указал ей на стул. 

— Я знал, что вы придете, Ева, — произнес он, когда она села на краешек, готовая в любой момент вскочить и сбежать. — Я могу называть вас так?

Она кивнула.

— Хорошо. Теперь вы знаете, что беременны.