Сердце ведьмы даром
Шрифт:
А уж когда он в добровольно-принудительном порядке попадает нам в руки!.. Ммммм!.. Здесь сама Великая Степь, не меньше, о своем нежно любимом чаде позаботилась.
…Спешно свернув чаепитие, мы двинули к смотровым, где кричали, корчились и стонали шестнадцать юных первокурсников. Дежурная сестра из магичек уже поставила дополнительные звуковые пологи, иначе бы в муках от криков корчились и все обитатели приемного покоя.
На вызов администратора подскочили ещё два дежурных хирурга, один терапевт и анестезиолог. В двенадцать рук и шесть глоток мы скоренько разобрались с
Заминка произошла только по части распределения анестезиологов.
Нас, оперирующих хирургов было трое, анестезиологов двое, но Белка-то ещё и рвалась сшивать всем предоставившим такую возможность сосуды.
Дело уже шло к драке, а ведьмы все никак не желали договориться, но тут мой подопечный лишился пульса и решил-таки исход конфликта: я умыкнула ворчащую Белку себе, аргументировав ей вынужденный выбор тем, что работы по профилю в предоставленном экземпляре нам хватит на двоих за глаза. К тому же в смотровых оставались ещё жертвы собственной неосторожности, поэтому практиковать нам обеим полнехонький день, освободиться бы к вечеру.
Медкорпус отпустил уже заполночь. Маги-первокурсники попались упертые и лечиться нужным образом отказывались. Да и взрывное устройство вышло с магической начинкой, раны вели себя совершенно своевольным, подчас вовсе непредсказуемым образом.
В комнату общежития я буквально вползала.
На входе меня встретила домовушка, тетка Ыгая, и сразу уточнила, желает ли мое ведьмачество поздний ужин.
Ведьмачество желало в душ и спать, но домовушка была женщиной упертой, оттого и настояла на стакане молока с живительным медом.
Последнее было не столько фигурой речи, сколько точным определением сути: живительный мед поднимал на ноги любого обесточенного, обессиленного и даже интерес к жизни утратившего. Действие нектара было временным, скорее, мобилизующим, нежели в действительности напитывающим, и употреблять его рекомендовалось исключительно в крайних случаях.
Мой случай крайним не был.
На мой взгляд так точно.
По мнению тетки Ыгаи, со стороны все выглядело несколько хуже, но я настояла на своем: молоку – да, живительному меду – нет.
Соседки Вилки в комнате не наблюдалось, наверное, ещё гуляла где-то или заночевала у одного из своих кавалеров. За ней это последнее время частенько водилось, ну дак мне и лучше. Меньше народа – больше кислорода. И учебе никто не мешает.
С той памятной подставы с моими вещами Вилка вела себя смирно, в друзья не набивалась, на рожон не лезла. К моему имуществу руки свои тоже больше не протягивала и горьких обвинительных слов в мой адрес не произносила.
Уж не знаю, что или кто на нее повлиял, может, домовые тогда вмешались или честь в ней ведьминская очнулась, но подрывная деятельность в стане врага была прекращена. Да и не вышло бы у нее ничего, домовой народ если уж что под опеку берет, ни за что из внимания не выпустит, такая у них природная суть.
После насыщенного дня и стакана теплого молока спала я крепко, потому и тяжёлый стук в дверь
С трудом оторвав голову от подушки, глянула в окно – часов пять утра, должно быть, – и сунулась обратно под одеяло, ещё и воздушным пологом сверху прикрылась, чтобы не отвлекаться на всяких ранних пташек, двери спросонья попутавших.
Но неспящий долбящий все не унимался.
Рядом с кроватью появился бывалый домовик дед Эш и тихонько так зашептал мне в уши сквозь все одеяльно-пологовые кордоны. Может он суть происходящего от нутра к нутру передавать, минуя материю, пространство и время.
– Линка, ты это, просыпайся давай… Там Твое Бешенство заявилось… Странный он какой-то, двери уж полчаса как выносит, но все тихо, без криков и ругательств. Может, онемел вдруг? Или проклятие какое словил, благоверный-то твой?..
– Чего?!
Вынырнув из-под укрытия, я уставилась в широкое лицо с маленькими черными глазами-бусинами и пышными, чуть желтоватыми усами. В кулуарах академии этого добродушного домовика прозвали Бармалеевичем, был такой герой в народном эпосе деминатосов. Надо сказать, тоже весьма неоднозначно относился к детям и их присутствию в своей жизни.
Ну а то, что усы домовика желтизной отливают… Любил, любил, что уж поделать, дед Эш посмолить папиросину в период трудового затишья. Да не простую, а с той самой табачной травой, которой ещё первый древний баловался. Так, по крайне мере, домовик всем интересующимся рассказывал, но секрет, откуда же в его распоряжении та самая табачная трава, никому не открывал, отбрехиваясь дежурным: "Там, где было уже нет, а где будет, я не скажу, ибо нечего на святое руку немытую поднимать".
И вот ночь – не ночь, утро – не утро, а стоит передо мной дед Эш и в дверь продолжает исправно стучаться Его снобско-злобское величество, аристократизмом Файтов по всему организму пропитавшееся.
Поэтому как бы мне не хотелось забраться обратно в свою уютную нору и спрятаться там ещё, как минимум, часа на два, но разобраться с Его Бешенством значилось сейчас первоочередной задачей. Игнорировать его и дальше было чревато непредсказуемостью. В ещё одну недельную осаду входить страсть как не хотелось: у меня две интереснейшие плановые операции приближались.
И все же, что он здесь делает?
С тех самых пор, когда достойнешая ведьма дала отпор марозоте первостатейной, магом и надеждой континента по ошибке зовущейся, не освещал боле господин Файт своим древнейшим ликом мою обитель.
Отчего же сейчас приперся?!
Витая в этих мыслях, запутываясь в складках одеяла и ругаясь на недостаточный сон, я дотащила себя до двери и широко распахнула ее.
– Ну?! – грозно прошипела в полумрак общего коридора, впрочем, за порог комнаты не перешагивая.
По эту сторону дверного проема моя территория была, ее домовики особым образом зачаровали. Именно их магию Файт со всем своим арсеналом в прошлый раз так и не смог одолеть. И, если кто направит на меня что недоброе, бросит слово, предмет ли или заклинанием швырнет, то не пройдет зло через барьер комнатный, останусь цела и невредима я, коли сама с дурной головы не высунусь.