Серебряные крылья
Шрифт:
целы.
Мы уже в 30 километрах за линией фронта. Облачность не мешает боевой работе, ее высота две
тысячи пятьсот метров. Штурмовики заметили цель. Полетели первые реактивные снаряды, бомбы;
«илы» вытянулись правым пеленгом. Я прикидываю высоту и устанавливаю временной интервал между
снимками. Снижаюсь и нажимаю тумблер «Съемка».
«Жжик... жжик... жжик!»
Подо мной огромная автоколонна, на которую обрушилась восьмерка «илов».
— «Фокке-вульфы»! —
— Я вижу шестерку! — добавляет Ерохин. — Нет-нет, еще четверку, всего десять справа под
облаками.
Шесть ФВ-190 бросаются к штурмовикам, а четверка связывает боем пару Сергеева. «Не
допустить, не допустить потери штурмовиков!» — мелькает главная, направляющая весь бой мысль.
— Сергеев, веди бой с четверкой, я буду у штурмовиков, — приказываю ведущему второй пары.
— Вас понял, — отвечает Сергеев.
Штурмовики потянулись цепочкой на восток, прикрывая один другого сзади.
— В круг не вставать, перебьют всех, идти на восток! — кричу по радио ведущему «илов».
— Понял, — отвечает летчик-штурмовик.
«Эх, высоты бы побольше», — с тоской думаю я о потерянной в результате фотографирования
тысяче метров. Но ничего, главное — все видеть, главное — спокойствие.
Мы с ведомым открываем огонь одновременно, и два ФВ-190 отваливают от «илов», не сделав ни
одного выстрела.
Вторая пара набрасывается на нас, начинается карусель, в которой даже после боя трудно
разобраться. Четверка ФВ-190 дерется с нашей парой. Мешает облачность — вертикальный маневр
ограничен, но в фашистам туго — они связывают себя плотной группой и того гляди столкнутся. Никто
не стреляет: не удается выбрать позицию ни нам, ни фашистам. Ведомый держится прекрасно. Молодец!
Мы постепенно оттягиваем карусель на восток. Но что это? Горящий самолет с огромным черно-
красным шлейфом проносится вниз и взрывается... Чей? Сердце замирает от неизвестности.
А это что? Пара ФВ-190 повисла на хвосте двух «яков» и гонится за ними. А «яки», вместо того
чтобы отогнать их (это, кажется, Сергеев и Ерохнн), несутся к нам на помощь.
Сергеев дает очередь, и ФВ-190 падает, взрывается. Хорошо! Мы с ведомым «выбиваем» из-под
хвоста Сергеева пару и... какое приятное чувство — четверка в сборе, а «фокке-вульфы» в стороне в
замешательстве, но собираются в группы и готовятся снова атаковать. У нас мало горючего и еще меньше
желания упасть где-то не на своей территории.
— Увеличить обороты! — кричу по радио и перевожу самолет в пологое снижение к Тиссе.
Наконец-то голубая лента реки позади, и ниже мелькают маленькие восемь точек — это наша
группа, потерь
— Кто сбил первого «фоку»? — спрашиваю я Сергеева.
— Первого Ерохин, второго я, — радостно отзывается командир звена.
— Молодцы! А кричал: сегодня тринадцатое, сегодня тринадцатое! — смеюсь я над Сергеевым.
— А что, и правильно предостерегал — чуял, что бой будет горячим, — отозвался старший
лейтенант.
Штурмовики радовались не меньше нашего и сильно галдели по радио, поздравляли друг друга с
победой. Радиостанции работали безукоризненно, и каждому хотелось что-то сказать в эфир.
У второй группы было такое же задание, как и у нас, тот же маршрут полета, но цель находилась
чуть подальше.
Группа слетала хорошо, хотя пришлось выдержать очень тяжелый воздушный бой. Подступы к
Будапешту фашисты решили оборонять не на жизнь, а на смерть.
Будапешт оказался крепким орешком, и не напрасно полку позже присвоили звание 122-го
Будапештского. А чтобы заслужить это звание, пришлось много поработать.
В одном из воздушных боев группа Гугнина потеряла два штурмовика и два истребителя. Этот
случай стал предметом разбирательства на партийном собрании.
Майор Кривошеев резко критиковал летчиков за плохую осмотрительность. Выступило много
коммунистов.
Понравилось выступление Игоря Ускова. Он с сорок третьего года в полку, и мы хорошие
товарищи, хотя и в разных эскадрильях.
— Летаем малыми группами, — резко говорил Усков. — Увлекаемся радиосвязью, много болтаем
в воздухе и плохо защищаем друг друга в бою.
Игорь лучший методист полка. С подчиненными строг, но убеждает легко, быстро. И летает
хорошо. Сбил под Хатваном двух стервятников.
Росляков поддержал Игоря.
— Нужно летать большими группами — под Будапештом сильная авиационная группировка врага.
— Маловато самолетов, да и летать далеко приходится, — бросил Мовчан.
— Пора перебазироваться, пора, — поддержал Мовчана Клюев. — Но батальоны обслуживания не
успевают за наступающими войсками. Поэтому авиация отстает.
Наконец-то перелетели в Ясладань. 75 километров до Будапешта. Ровная полевая площадка
(бывшее поле, схваченное зимним морозцем) гостеприимно приняла авиаторов. Взлетная полоса меньше
километра. Впереди канал, слева канал. Соорудили мостик и на другом берегу разместили стоянку
самолетов.
В одном из полетов на моей «четверке» лопнула трубка воздушной системы. Шасси вышли, но для
торможения воздуха не осталось. Самолет бежит вдоль канала и не хочет останавливаться. Что делать?