Серебряные крылья
Шрифт:
тысячи. Савченко чуть выше — на своем месте. «Жжик... жжик...» — отрезает снимки фотоаппарат через
каждые три секунды.
Пора выводить самолет из горизонтального полета, идти вверх и... домой. И вдруг замечаю: справа
на снежном поле вьется тонкая, совсем тоненькая, но удивительно ровная струйка снежной пыли,
похожая на след от взлетающего самолета. Что это? Аэродром? Почему струйка так ровно поднимается
над полосой, похожей на аэродром? Почему струя снежной
точки?
«Аэродром врага, — мелькает догадка. — Но ведь в горах нет аэродромов!»
И действительно, можно ли предположить, что на такой высоте в горах — аэродром.
— Севернее Зволена, по-моему, аэродром, — доложил я командиру полка после посадки.
— Не может быть! В горах? — возразил Росляков.
— Я не утверждаю, но, по-моему, так, фотопленка все покажет.
Когда проявили пленку — оказалось, что недалеко от станции Зволен заснята часть аэродрома
врага. Белый хвост — шлейф от взлетающего «мессершмитта» — хорошо был виден на снимке.
Когда вскрыт новый объект — не миновать повторного вылета. И мы с Савченко ждем нового
приказания на вылет.
...Снова горы. Горы и тяжелый подъем по пологой кривой. Высота полторы тысячи, но горы,
снежные вершины кажутся рядом.
Аэродром сфотографирован, мы возвращаемся домой и отдыхаем. Савченко привыкает к разведке,
привыкает к своему ведущему. Лейтенант любит слушать рассказы о боях 1941—1943 годов, суровых,
тяжелых боях. Ведь в этих рассказах советы и правила, написанные кровью летчиков. И Савченко
слушает, а я рассказываю ему о мудрости ведомого, храбрости и самоотверженности.
Мне не хочется больше терять ведомого, и я стараюсь как можно доходчивее изложить простые
аксиомы войны. И Савченко внимательно слушает и в полетах хорошо держится ведущего, даже в очень
сложной воздушной обстановке.
Тринадцатого февраля взят Будапешт. Нашему полку присвоено имя столицы Венгрии. Все
радуются, бои идут в Чехословакии, Австрии. Вот-вот мы должны перелететь еще дальше на запад.
— Хочешь поехать в Будапешт? — спросил меня вдруг инженер полка.
— Конечно, — не растерялся я. И тут же инженер доложил командованию о составе группы.
— Росляков меня отпустил и тебя, конечно. Прыгай в кузов! — весело говорит майор
Соколовский.
Через полчаса старенькая полуторка мчалась в направлении Будапешта.
До Будапешта километров пятьдесят. Соколовский останавливает машину, пересаживает в кабину
солдата с карабином, а сам забирается в кузов.
Сколько городов, даже стран освободили, но ни разу вот так проехать и с земли посмотреть
столицу другой
Шоссейка быстро выносит нашу старенькую полуторку в пригороды, а потом и в самый город.
Ужасающая картина осадных боев встает перед нами. Разрушенные здания, исковерканная проезжая
часть улиц и голодные, запуганные фашистами будапештцы.
Мы едем дальше — на запад, к Дунаю. Улицы становятся шире, дома выше, красивее. Но почти
все имеют отметины войны. То разбита крыша, то не хватает угла дома, и почти на всех стенах вмятины
от пуль.
А вот и Дунай — широкий, серый, но где же мосты, гордость Будапешта, которые мы наблюдали с
воздуха? Мостов нет, их разрушили немцы при отступлении.
Тихо, осторожно проезжаем по наспех сделанной переправе в западную часть города, поднимаемся
вверх по крутой улице. Дома частично разрушены, но красота их очевидна. Даже война не может скрыть
замечательную архитектуру, яркие краски столицы Венгрии.
Поздно вечером мы вернулись на аэродром. По погоде продолжали летать с Савченко на разведку
железных дорог в Чехословакии: Зволен — Лученец, Бапска-Бистрица. Летную книжку заполнял
адъютант эскадрильи Демин. Но и ему надоело, очевидно, переписывать одни и те же пункты маршрута
разведки, поэтому 27 марта он написал коротко: «Разведка войск противника по тому же маршруту. .»
Ни старший лейтенант, ни я не знали тогда, что это мой последний боевой вылет.
...От резкого, властного окрика командира дивизии «Встать!» мы с Савченко быстро вскочили и
вытянулись перед старшим начальником.
— «Адмирал» Кузнецов? — улыбнулся генерал Каманин.
— Так точно!
Запомнил генерал мой позывной в разведке.
— Что пригорюнился?
Мысли быстро замелькали в голове: а что, если сказать правду?
— По дому загрустил, товарищ генерал.
— Все грустят по дому, по матери, по любимой, — согласился командир корпуса.
— Я понимаю, товарищ генерал. Просто тяжело, что девушка выйдет замуж не за летчика, а за
зенитчика.
Каманин улыбнулся.
— А в отпуске был?
— Нет, товарищ генерал, за всю войну ни разу.
— Отпустить. Завтра же! — Каманин строго посмотрел на полковника Семененко.
— Но летчиков мало, товарищ командир, — пытался возразить командир дивизии.
— Никаких но! — И, улыбаясь, комкор пожал мне руку. — Отдыхай, «Адмирал», через месяц
увидимся.
Попутные машины, попутные Ли-2 вынесли меня через Арад, Бухарест, Одессу в Центральную
Россию. Первого апреля звонил я в квартиру родного мне дома Арбузовки.