Сети на ловца
Шрифт:
Все это происходило в ускоренном темпе, как будто в старом немом фильме. Скрипнула дверь, и узенький луч карманного фонарика исчез. Через минуту затих и шепот в гостиной.
Я стоял у окна, чувствуя себя персонажем собственного материализованного сновидения. Бурные события, которые увлекли меня в этот Казенный лес, привели к какому-то ирреальному финалу. Вот я стою в темном чужом доме — и я это уже не я, а беглый заключенный, рецидивист Рыжий Санчо, только не тот Санчо, что едет бездыханным в тряском «газике», стукаясь головой о лавку, а другой, его двойник, теплокровная, искусно смоделированная копия. На мне его
Стало до дрожи жутковато. Скрипнула где-то рассохшаяся половица, я вздрогнул и невольно вытер ладонью лоб. Гудел холодильник — только сейчас я различил этот звук, выделившийся из абсолютной, как мне казалось, тишины. Потом «кап-кап» — напомнил о себе умывальник. Где-то в лесу загуркотал мотор. «Милицейские чины, естественно, вынуждены были подчиниться, — мелькнула мысль, — но я-то, я-то зачем поддался?»
Быть может, прав Сковороденко и вся эта инсценировка не что иное, как мальчишечья выдумка Чернова, вызванная необдуманной жаждой действия.
Окно вдруг озарилось голубоватым мертвенным светом автомобильных фар. Прорычал мотор, хлопнула дверца машины. Я замер, нервы, словно провода, передавали звук неслышных еще шагов человека. Погасли фары. Снова наступила полная темнота, только холодильник смутно белел в углу.
Сейчас хозяин войдет на участок и увидит взломанный замок на дверях. Скорее всего, испугавшись, он бросится к соседним дачам, чтобы позвать людей, поднимет шум… На этом и закончится наш «эксперимент».
Провизжала ржавыми петлями калитка. Тяжелые шаги послышались на крыльце. Потом лязгнуло чем-то металлическим — очевидно, Шавейкин нащупал замок, висевший на клямке.
Нет, он не остановился в растерянности и испуге. Смело шагнул в темный дом. Он не спросил «кто там», не издал ни одного удивленного восклицания. Либо этот Шавейкин был поистине бесстрашным человеком, либо…
Совсем рядом я услышал дыхание Шавейкина. Он остановился на пороге кухни. Должно быть, его глаза уже привыкли к темноте, и на фоне окна, стекла которого просеивали тусклый вечерний свет, он увидел меня.
— Это ты? — спросил он шепотом.
Я подавил готовый сорваться ответ. Послышался шорох — рука нащупывала выключатель. Я прикрыл лицо. Раздался характерный треск короткого замыкания — яркая вспышка на какую-то долю секунды озарила дом. Я успел разглядеть сквозь пальцы человека в синем плаще.
Темнота обрушилась, как удар. Человек зажег спичку, но она осветила лишь его лицо — узкое, длинное, на котором гримаса испуга стиралась искусственной улыбкой. Спичка дрожала.
— Не закрывайся, — сказал он. — Это я, Шавейкин. Спичка упала на пол, словно бы выбитая дрожью из рук.
Мгновенным, как вспыхнувшая в лампе искра, озарением я понял, что этот человек ожидал увидеть меня, Рыжего Санчо, мертвецом. Какая-то напряженная работа клокотала в его мозгу.
— Я не мог приехать раньше, Саня, — сказал он сдавленно и заискивающе, преодолевая спазмы голосовых связок. Слова нащупывали дорогу ко мне, словно палка
Я затаил дыхание.
— Что ты молчишь? Ты живой, Саня? — взвизгнул он, давая прорваться надежде. — Что ты молчишь? Ты не должен плохо думать обо мне, Саня. Я не виноват, что так получилось.
Ладонью я зажал рот. Вот оно что… Они одного поля ягодки, Санька Воробьев и этот владелец недвижимости из Казенного леса.
Я сделал шаг вперед. Шавейкин, споткнувшись о порог, отступил.
— Я твою долю, Саня, сберег. Я все сделал для тебя, Саня…
Я чувствовал где-то перед собой растопыренные пальцы Шавейкина. Он словно отмахивался от призрака.
Дверь гостиной распахнулась от резкого толчка, и сноп света извлек Шавейкина из спасительной темноты, приковал к стене. Так же, как и я, не шевелясь, он заслонился одной рукой, а другую протянул вперед, как бы желая остановить неведомую ему угрозу.
— Не выходите из кухни, — сказал мне Павел, не сводя луча фонарика с хозяина дачи. Я понял, что мне следует оставаться Санькой Воробьевым до той минуты, когда Шавейкину объяснят загадку ночной встречи. — А вы пройдите, — приказал старший лейтенант Шавейкину и провел его в гостиную.
Тем временем Сковороденко заменил пробку, и в доме вспыхнуло электричество. Усатый лейтенант махнул мне рукой: очевидно, это был жест благодарности. На лице Сковороденко светилась торжествующая улыбка. Теперь строгий лейтенант одобрял эксперимент.
Я опустился на табуретку и полной грудью набрал воздуха, сбрасывая с себя оцепенение и нервную дрожь. В гостиной на время забыли обо мне, там шел допрос.
— Когда вам позвонил Воробьев? — громко спросил Павел. — Предупреждаю, нам все известно, и если вы попытаетесь хитрить, это будет учтено на суде. Показания заносятся в протокол.
Пауза длилась недолго. Да и кто на месте Шавейкина смог бы уйти от прямого ответа? Он был ошеломлен.
— Воробьев позвонил мне в первом часу дня, — глухо сказал он. Мне показалось, что я вижу его вспотевшее лицо. — Ом позвонил и сообщил, что бежал из заключения и просит приютить его.
— И вы помчались на дачу?
— Да, — ответил Шавейкин. — Я сел в машину и поехал на дачу…
Я не выдержал и, подойдя к гостиной, приотворил дверь. Мне не терпелось взглянуть на Шавейкина.
Маленький юркоглазый человечек в пиджачке букле с вкрадчивым, приглушенным голоском, слащаво-вежливый… Приказчик!
— Вы видите перед собой жертву обстоятельств, — сказал Шавейкин, вбирая голову в плечи и разводя руками, — всего лишь жертву, да!
— Да, жертву! — сказал Павел сочувственно. Шавейкин приободрился. Лихорадочные поиски спасения привели к первому результату. Он заискивающе посмотрел на старшего лейтенанта, весь ожидание и внимательность. — Жертву, которая расставляет сети и превращает свой дом в ловушку. Жертву, которая предусмотрительно оставляет в холодильнике бутылку с ядом. Вы жертва только потому, что наконец-то сами запутались в своих же сетях… Но начнем по порядку.