Северная Аврора
Шрифт:
– Чего там дурака валять! – сказал он, поворачиваясь к Айронсайду всем своим тяжелым туловищем. – Вся надежда на вас, господа союзнички. Да, лучше сгореть всем моим заводам, лучше мне провалиться сквозь землю, чем что-нибудь отдать большевикам. Бейте их! Последней рубахи для вас не пожалею! Только бейте, господин Айронсайд!
Находившимся в этом обществе белым офицерам слова Кыркалова показались обидными. Назревал скандал. Положение спас Абросимов. Он мигом очутился возле Миллера и Айронсайда.
– За цивилизацию и порядок! – выкрикнул адвокат, поднимая
Офицеры подхватили этот клич. Все потянулись к Айронсайду и Миллеру с рюмками и бокалами.
В конце обеда, когда за столом остались только избранные, опьяневший Айронсайд вдруг сказал:
– Если бы я был на месте Черчилля, я бы поступал по-другому… Я бы воевал без всяких планов. Ведь наступление на Вятку не вышло, теперь это ясно видно. Большевики всполошились и подняли на ноги все! Значит, уже нет надежды, что наши войска в этом районе соединятся с войсками Колчака. В этой стране нельзя воевать по плану.
– Потерпите, боевое счастье изменчиво, – осторожно заметил Миллер.
– Я бы предпочел, – в запале крикнул Айронсайд, – чтобы оно изменяло большевикам, черт возьми!
Белые офицеры один из другим поднимались из-за стола и уходили в соседние комнаты, где начинались танцы.
«Ну и шушера!.. – презрительно подумал о них Айронсайд. – Что за самомнение! Эти господа действительно считают, что мы пришли сюда им помогать… Идиоты! Они помогут нам справиться с мужиками, а потом мы их пошлем к черту. Эта страна будет нашей страной!.. Как Галлия для Цезаря!»
Тупыми, осоловевшими глазами он оглядел стол.
– Теперь, когда русские ушли, я позволю себе быть откровенным…
Миллер смущенно усмехнулся.
– А вас я не считаю за русского, генерал, – бесцеремонно заявил Айронсайд. – Простите меня, но это так…
Он наклонился к бригадному генералу Ричардсону, командующему американскими войсками.
– Вы правы! Помните, вы мне как-то сказали, что лучше бы нам не вступать в бой с большевиками, а пройти огнем и мечом среди мирного населения, смыть начисто большевистское пятно с цивилизации… Ограбить… Да, ограбить Россию! Говоря по-военному – взять трофеи! И пусть все наслаждаются жизнью, как может наслаждаться солдат, не боящийся крови…
Айронсайд засмеялся.
– Когда я был в Лондоне, я поделился этими мыслями с Черчиллем. Он был в восторге. Он мне сказал: «Прекрасно… Так и действуйте. Но не забывайте и о стратегической обстановке…» – Он допил вино. – Нам надо действовать, как в Африке! Ведь русские ничем не отличаются от негров.
…Пользуясь тем, что благодаря празднику в центре города было некоторое «оживление», Греков с соблюдением всяческих предосторожностей решил вечером навестить Базыкину.
Шурочка уже спала. Услыхав стук в окно, она мгновенно проснулась. «За мной», – Подумала Шура и, соскочив с кровати, подбежала к замерзшему окну. На дворе было пустынно. Босиком, в одной рубашке она
– Кто там? – дрожа от холода и страха, прошептала Шура.
– Не бойся, Александра Михайловна, – раздался знакомый голос. – Свои!
Шура вернулась в комнату, накинула на себя пальто и открыла дверь.
– Ты только не волнуйся, – сказал Греков, входя вслед за ней. – Говорят, пришел ледокол с Мудьюга и привез заключенных. Сейчас они в архангельской тюрьме. И Коля здесь, и шенкурский Егоров, и еще кто-то. Ты только не волнуйся.
– Я не волнуюсь, я все знаю.
Шура сообщила ему о своем разговоре с Ларри.
– Меня, конечно, арестуют. Он меня нарочно отпустил. Я завтра собиралась сказать Дементию, чтобы ты не заходил.
– Что ж, дело! – сказал Греков. – Пожалуй, мне не следует к тебе ходить. Держи связь со мной только через Силина. Приходи на Рыбный рынок утречком, пораньше. Дементий почти каждый день там бывает. Возьми еще немного деньжонок. От рабочих… В случае ареста мы тебе поможем. Не беспокойся. И Максим Максимович и Чесноков поддержат полностью. Я надеюсь, что через одного надзирателя нам удастся передать Коле посылку. И тебе передадим в случае чего… Но, может быть, все и обойдется. Не волнуйся, Александра Михайловна! Не так уж страшен черт.
Греков ушел. Осматриваясь по сторонам, он вышел на набережную. Мимо пронесся санный поезд. На передних санях, держась одной рукой за плечо кучера и размахивая другой, стояла дочь Кыркалова. Ее поддерживал иностранный офицер. «Гайда, тройка, снег пушистый», – пела она на всю улицу.
– Сволочи, – пробормотал Греков. – Волчья стая!..
Под утро к Шурочке Базыкиной пришел офицер из контрразведки в сопровождении двух солдат. Он предъявил ордер, подписанный подполковником Ларри.
Солдаты долго обыскивали комнату, даже выстукивали стены, но ничего не нашли.
– Одевайтесь! И одевайте детей, – сказал офицер, когда обыск был закончен.
– Но позвольте, при чем же здесь дети? – возразила Шура. – Я отправлю их к соседке.
– Мне приказано забрать всех… Дети вписаны в ордер.
– Я категорически протестую!
– Одевайтесь! А то я вас сам одену, – с угрозой проговорил офицер. – Одевайте их… – сказал он, указывая солдатам на девочек.
Людмила с рыданием бросилась к матери.
– Мама, я не хочу… Я не хочу в тюрьму! Мамочка!
Побледневшая Шура стояла посредине комнаты, заложив руки за спину.
– Одевайте детей, – приказал ей офицер.
– Ни за что… – ответила Шура.
Девочки вырывались. Один из солдат облапил Леночку, поднял ее на воздух, другой в это время напяливал на девочку платьишко, шубенку. Ветхая шубенка затрещала.
– Мама… Мамуля! – что есть силы кричала Леночка. – Возьми меня… Возьми меня!
Шура не выдержала и вырвала из рук солдата дочку.
– Их-то за что?! – с душевной болью за детей крикнула она. – И вы… – Она обратилась к офицеру, который хладнокровно наблюдал за всем происходящим, – вы… офи-цер?! Так не поступают даже на большой дороге!