Северная симфония
Шрифт:
Над плачущей сиротой склонилась Ночь в виде бледной, строгой женщины в черном.
Бледная женщина в черном целовала и звала на служение себе.
Одинокая королевна долго горевала.
Долго горевала.
Не могла видеть без слез атласные, голубые ночи.
Иногда голубой, атласной ночью над лесными вершинами пролетал запоздалый привет короля.
Слишком поздний.
Иногда проплывало над башней знакомое туманное облачко.
И королевна простирала ему руки.
Но равнодушное облачко уходило
Время, как река, тянулось без остановки, и в течении времени отражалась туманная Вечность.
Это была бледная женщина в черном.
Вся в длинных покровах, она склонялась затемненным силуэтом над одинокой королевной. Нашептывала своим гудящим шепотом странные речи.
Это было выше счастья и горя. Печать Вечности отразилась в улыбке ее.
Прилетала серая птица. Садилась на перила. Смотрела родным взглядом. Извещала тревожным криком.
Королевне казалось, что она отходит в вечных снах.
Она молилась, чтобы миновал сон этой жизни и чтобы мы очнулись от сна.
Успокоенная женщина смотрела в очи королевны безвременьем.
Задевала ее своими черными, воздушными ризами. Звала к надмирному.
Прижималась к щеке королевны своим бледно-мировым лицом.
Шептались о великом неизвестном и близко-дорогом.
Прошел год.
И еще год… Время изгладило горечь утраты.
Лишь в изгибе рта оставался след одинокого горя.
Она посвятила себя Вечности.
А была весна. У ручья цвели голубые фиалки.
Прозрачный ручей все жаловался о чем-то, катя струи.
Иногда из стволистой дали неслись звуки волынки…
Это была игра козлоногого фавна…
Цвели фиалки. Роняли слезы.
Так проходил год за годом.
Вторая часть
Лес был огромный и непрорубленный. Зелень странно шумела в роскошной дичи. Было бездорожие. Чуть знали о дорогах.
Хотя не была чаща пустыней: здесь обитали лесные жители всякого рода.
У костра справлялись чудеса новолуния и красного колдовства.
Не раз можно было видеть среди темноты рубиновые глазки старого гнома; не был он лесником, но выползал из поры покурить трубку с киркою в руке: он боролся под землей с притяжениями.
Жаркими, августовскими ночами бегали лесные собаки, чернобородые и безумные; они были как люди, но громко лаяли.
Приходил и горбун лаврентьевской ночью [1] .
1
Лаврентьевская ночь – от лавренталии – древнеримское празднество низших классов в честь лар – божеств – покровителей различных сторон обыденной
В час туманного рассвета вдалеке разливались влажные, желтые краски. Горизонт бывал завален синими глыбами. Громоздили глыбу на глыбу. Выводили узоры и строили дворцы.
Громыхали огненные зигзаги в синих тучах.
Бледным утром хаживал среди туч великан Риза.
Молчаливый Риза опрокидывал синие глыбы и шагая по колено в тучах.
В час туманного рассвета сиживал у горизонта на туче, подперев безбородое лицо.
Беззвучно смеялся Риза каменным лицом, устремляя вдаль стеклянные очи… Взметывал плащ свой в небеса и пускал его по ветру…
Исчезал, пронизанный солнцем.
Были темные времена кулачного права и гигантов.
Среди необъятных лесов ютились рыцарские замки. Рыцари выезжали грабить проезжающих.
Отнимали и убивали.
В те времена можно было встретить мрачного всадника, горбоносого и с козлиной бородой.
Всадник ездил по чаще и призывал козлоногого брата.
И в ответ на зов смотрел из чащи козел тупыми глазами ужаса: недаром ходили козлы вместе с людьми на шабаш ведьм.
Прижимал рыцарь руки к груди, поглядывал на козла и пел грубым басом: «О, козлоногий брат мой!..»
Сам был козлобородый рыцарь. Сам обладал козлиными свойствами: водил проклятый хоровод и плясал с козлом в ночных чащах.
И этот танец был козловак, и колдовство это – козлование.
Был холм, поросший ельником. С холма открывалась туманная даль. Вечерело.
На черноэмалевый горизонт выползал огромный красный шар. Проезжий рыцарь в грусти затянул разбойничью песню.
Вдали, на горе, высились силуэты башен: это был замок. Сзади высоко взметнулись тяжелые, синие купола, излучающие молньи.
Рыцарский замок был стар и мрачен. Окна его были из драгоценных стекол.
Низки были своды темных коридоров.
Там жил мальчик. Он был робок и бледен. Уже сияли глаза его, темные, как могила. Это был сын рыцаря.
Скучная темнота окутала младенчество робкого мальчика.
Ранее из темноты звучал серебристый голос. Милое, худое лицо выступало из сумрака.
А потом совсем утонуло материнское лицо в сонную темноту. Не звучал серебристый голос.
Помнил он сквозь туман горбоносого рыцаря с черной козлиной бородой и острым взглядом.
Даже звери косились на темного отца, а собаки выли и скалили ему зубы.
Вспоминал наезды темного рыцаря в замок.
Выносили образа. Пугались. В коридорах топтались и шумели неизвестные.
Сам бледный мальчик в озаренных коридорах встретил странного незнакомца.
Однажды осенью молнья убила темного рыцаря.