Сеятели смерти. Задание — Токио
Шрифт:
По-видимому, им так и не удалось справиться с этой проблемой. Спустя шесть или восемь месяцев мы стали встречаться с другими столь же малоприятными снадобьями и больше не слышали о «петрозине-К.». Однако их бывший агент— или некто, прикидывающийся их бывшим агентом, который приблизительно в то же время впал в немилость, — вполне мог иметь с собой образец старого яда в количестве, достаточном, скажем, для того, чтобы зеленоглазая девушка, по его наущению, влила отраву в мой стакан или в бутылку виски.
Я постарался не глядеть в сторону так называемой Нэнси Гленмор. В конце концов, ведь не в первый раз меня
Я чуть отвернулся от Нэнси, закинул голову и притворился, будто сделал изрядный глоток. Потом собрался поставить стакан на стол и выронил его — стакан упал на пол и разбился вдребезги. Я издал горлом задыхающийся всхлип, приподнялся и, выбрав на полу местечко, не засыпанное битым стеклом, грохнулся ничком на ковер. По-моему, представление удалось.
На миг в комнате воцарилась тишина. Потом я услышал торопливое шуршание бумаги. Это моя миленькая родственница-убийца отложила фамильный архив, чтобы предпринять решительные действия.
— Мистер Хелм! — позвала она неуверенно, а потом более решительно. — Мистер Хелм!!!
Я услышал, как она поднялась с кресла, подошла и присела надо мной. Я почувствовал осторожное прикосновение ее руки.
— Мистер Хелм! Мэтью! — В ее голосе появились истерические нотки. — Черт побери, да он в обмороке! Господи, что же делать…
Она явно играла наверняка — возможно, у нее были свои основания опасаться невидимых микрофонов в этом номере. Она выпрямилась, даже не пощупав мой пульс и не проверив реакции зрачков, что было с ее стороны грубой накладкой, впрочем, вполне объяснимой: она, как я надеялся, просто не сомневалась, что смертельное снадобье сделало свое дело. И теперь, подумал я, если уж мне сегодня на самом деле везет, она должна снять телефонную трубку и доложить об успешно выполненном задании. Даже если она будет говорить шифром, я смогу уловить хотя бы намек…
Я вдруг услышал короткое сдавленное рыдание — стон отчаяния и страха. Я открыл глаза. Нэнси Гленмор стояла у стола со своим стаканом в руке— он был наполовину пуст. Она точно окаменела, с ужасом глядя на стакан. Рот ее был полуоткрыт, и она, похоже, пыталась вздохнуть, одновременно силясь понять, что с ней такое происходит. Потом стакан выскользнул из ее ладони и упал на ковер— содержимое выплеснулось, но стакан не разбился. Она повалилась на пол…
Когда я дотронулся до нее, она была вполне мертва.
Глава одиннадцатая
Присев на корточки возле неподвижного тела, я не мог отделаться от мысли, каким плохим кавалером сегодня оказался. Менее чем за шесть часов я по собственной оплошности упустил одну даму, безрезультатно измучил другую — и теперь вот безвозвратно потерял третью, дав ей испить яд прямо на моих глазах. Тот факт, что мои глаза в этот момент были закрыты, меня нимало не оправдывал.
По правде говоря, чтобы раздумывать о таких вещах,
Ибо сама ее смерть, очевидно, свидетельствовала, что весь рассказ от начала и до конца был правдой. Конечно, если бы она была той, за кого я ее принял, — вражеским агентом, заманившим меня сюда, чтобы отравить, она бы не притронулась к спиртному. Была, правда, еще слабая вероятность того, что она вражеский агент, каким-то образом допустивший ошибку в расчетах или ставший жертвой двойной игры. Но эти доводы с очень большой натяжкой можно было счесть объяснением того, что она сделала, или того, что сделали с ней.
Простейшее и наиболее вероятное объяснение заключалось в том, что она была именно той, за кого себя выдавала, — юной туристкой из Штатов, вознамерившейся посвятить студенческие каникулы поискам предков в Европе. В ходе этих поисков она узнала о дальнем родственнике, занимающемся тем же. Ею овладело естественное любопытство, и она решила этого родственника отыскать. Вероятно, находясь вдали от родительского дома, она сама считала свое поведение рискованным, смелым и достаточно безрассудным, чтобы— так нервно, так по-дилетантски, конечно, — дать мне понять, что готова рассмотреть любую интересную идею, включая и половую связь, которую «кузен Мэтью» мог бы ей предложить.
Я-то, дурак, усмотрел в ее поведении признаки зловещего заговора, ибо ожидал и даже надеялся оный заговор обнаружить. Но то, что возбудило мои подозрения, объяснялось довольно просто: я имел дело с неопытной девчонкой в походном костюме, приобретенном ею специально для такого умопомрачительного путешествия, должного, по ее представлениям, обернуться легкомысленным и незабываемым приключением за границей — и к черту, поелику возможно, старую ханжескую мораль! Но она оказалась в Лондоне в неудачное время, посетила не ту контору, предложила себя не тому человеку, и вот теперь была мертва.
Я нагнулся к мокрому пятну на ковре, принюхался — и ощутил уже испаряющийся слабый аромат фиалок. Я выпрямился и подошел к комоду осмотреть бутылку.
В закупоренном сосуде запах оказался куда сильнее. Совершенно очевидно, что в ее отсутствие кто-то проник в номер и налил адского снадобья в виски. Из этого факта вытекал следующий вопрос: кому понадобилась ее смерть?
Итак, она ходила на Уилмот-сквер. Она разговаривала с настоящим — голубоглазым — Уоллингом. Можно было почти не сомневаться в существовании связи между ее смертью и визитом к этому человеку, которого, как я знал, впоследствии пытали с целью получения какой-то информации. По-видимому, он сообщил или дал ей нечто, представлявшее угрозу для Бэзила и его сатрапов. А после того, как она ушла от Уоллинга, его схватили и силой попытались выведать, что это было.