Шамбала
Шрифт:
Тут же там, откуда мы пришли, появился наш провожатый и вывел нас из здания Совета.
Безоблачное небо озаряло солнце – какой парадокс. Только что ты стоял лицом к лицу с комитетником, а сейчас вдыхаешь чистый воздух Ущелья. Не люблю послеобеденное время – оно несет некую смуту и будоражит мысли.
Мы спустились с пригорка, мимолетом любуясь ровно скошенной ярко-зеленой травой и пестрыми клумбами отцветающих цветов. По улице шла старая женщина, держась за руку сына. Она остановилась и подняла свой костыль, глядя на меня. Я испугалась.
– Это
Ее хриплый с сиплостью голос – весьма подобный президентскому – заставил обернуться несколько прохожих.
– Это ты.
– Кто, мама? – спросил сын.
Я попятилась в сторону Герда.
– Ты спасла того мальчика.
– Идем, – Герд схватил меня за локоть и повел в сторону дворов.
Но было поздно. Старушка, точно умалишенная, кричала те заветные слова, а люди собирались кругом или следовали за нами. Герд ускорил шаг, и вскоре мы скрылись в каких-то трущобах. Там почти никого не было: женщины работали в поле, мужчины – на местном заводе или еще где.
– Пожинаем плоды, – сказал Герд, когда мы замедлили шаг, и толпа осталась далеко позади.
– Я знаю, что Кару завербовали.
Он не сразу ответил.
– Киану рассказал?
– Я сама догадалась. Когда рассмотрела этого капитана поближе.
– Он и тебя пытались завербовать.
Остановиться и выяснить отношения с Гердом невозможно; поэтому я продолжила шагать, пытаясь обуздать яростные чувства.
– Ты что, Герд?
– Но ты ясно дала понять, что и под дулом пистолета не станешь на их сторону.
– Все это ради того, чтобы меня завербовать?!
У меня начался истерический смех. В некоторой степени меня и, правда, насмешило происходящее, только всем нам уже много лет не до веселья.
Когда успокоилась, мы уже вышли на равнину и держались железной дороги. Шагать по пустырю довольно опасно, однако едва ли на пути кто-то появится – это вымершая часть города. Совсем рядом Волчий Пустырь.
– Я знаю, Герд: вы от меня что-то скрываете. Мне неведомо, какие цели ты преследуешь, отправив Кару в Метрополь, но я не такая глупая.
Герд ничего не ответил. Остаток пути мы проделали в полном молчании. Хотела сказать, что капитана и наставника связывает что-то, однако та, кому могла бы доверить свои домыслы, оказалась вдруг слишком далеко.
Я была готова месяц кряду истязать себя, только бы не пережить подобного допроса снова.
9
С того дня я держалась особняком. Совладать с собой оказалось сложней, нежели взобраться на гору, но ни одна причина более не тревожила моего ума.
На площади воскресным утром собрали граждан и объявили о нововведениях. Правителем допускалась оплата труда через продукты питания. Эквиваленция доказывалась наичестнейшими выражениями в духе правонеподчинения. Несколько граждан, принадлежавшие группировке Сета, выступили вперед, с намерениями недостаточно решительными, чтобы их устрашились или доложили
Прежде, чем это произошло, я заперла себя в Долине. После тренировок и занятий мы собирали некоторый оставшийся урожай и готовили животных на зиму. Часто меня с Орли и Руни отправляли на дикие поля, где мы до ночи косили сено и собирали его в снопы.
Накануне мы погрузили весь провиант в повозку, и Герд отправился на ярмарку в Шестую провинцию. Руки все еще пахли сеном, и Мальва перетирала травы для чая, когда я вспомнила о минувшем времени и о тетке Боне с Марией. Должно быть, последние несколько дней они отправлялись спать без ужина. Тетке это только на пользу: ее точное тело изрядно влияет на сердце; зато Мария – худощавая юница – обладала чрезмерно слабым, прескверным здоровьем, чтобы недоедать.
Тетка впервые сидела без дела. В доме стоял полумрак, но глаза ее упорно всматривались в какую-то газету. Поразительно только, где она ее достала.
– Бона, вы совсем испортите глаза. Подумайте о Марии. Вы ей нужны. Больше о ней никто не позаботиться.
Родительница не обратила на меня никакого внимания – впрочем, как и последние шесть лет. Я выгрузила яйца, несколько куриных крыльев и кой0какие овощи. Некоторое время мы провели в полной тишине – только окна дома Вита настораживающе скрывали нечто невразумительное.
– Они пишут, что Правитель строит новый медицинский центр, где будут лечить детей, – она отложила газету.
– Вранье.
Я немного прибралась на кухонном столе. Затем разложила продукты и часть спустила в подвал. Здесь, под покровом тьмы, хранилось охотничье ружье мужа тетки. Каким-то чудом Муну удалось сокрыть его от властей, когда лет тридцать назад стражи врывались в дома горожан и обыскивали каждый угол их жилищ. Стояла угроза Третьей мировой войны, соседи Белой Земли ополчились друг против друга. Жители Окраины подняли восстание – и население разделилось на два лагеря. Правитель, опасаясь свержения собственной власти и бунта по всей стране, приказал изъять оружие, дабы избежать печального опыта соседствующих государств. Мун рассказывал, он был еще слишком молод, чтобы иметь дело с оружием, но, впрочем, в Ущелье, как и во многих других рабочих провинциях, взрослеть приходилось куда ранее мнимого срока.
Хорошо, что у них есть оружие. Я не всегда рядом, а опасность всегда близко.
– Что ты там копошишься? – злилась тетка.
Я прикрыла холщом ружье и подтолкнула банки с пулями еще дальше, в кромешную тьму.
– Шнурок развязался, – солгала, закрывая подвал и кладя поверх неимоверно старую половицу. – Мария знает об оружии?
– Нет. Рано еще. Незачем ей об этом знать.
Тетка ополоснула руки и принялась растапливать печь. Сколько здесь жила, стены всегда настывшие, холод пробирает до самых костей, а Мария мучается насморком.