Шамбала
Шрифт:
– Дайте же ему спокойно поесть, – возмутилась Мальва. – Ни минуты покоя.
– Время не спокойное, Мальва, – спокойно ответил он. – Я наслышан о забастовке на заводе.
В комнату вошли Ной с Орли и тихо примостились где-то в стороне.
– Они бастовали все утро. Сет подвергался пыткам. Стражи и начальство и слушать не желали о переговорах.
– Этого следовало ожидать,– ответил Герд.
– Есть еще кое-что, – вступил Киану. Вошла Руни; теперь мы все оказались в сборе. – Они расстреляли некоторых рабочих. Туда прибыли представители Комитета. И капитан. Он разговаривал с Сетом. Кто-то из толпы взорвал автомобили, и люди разбежались.
– Это
– Еще рано об этом говорить, – серьезно отвечал наставник. – Революцию поднимают массы, – он взглянул на меня, затем вытер куском хлеба тарелку и отправил в рот. Жевал он степенно, будто мы обсуждали художественную книгу и никуда не торопились. А в действительности, спешили ли мы?.. – Сегодня также случился взрыв в Метрополе.
– Кто это был? – спросила Орли. Она стояла в дверях, сложив руки на груди, и надменно наблюдала за происходящим.
– Это меня не интересует, – Герд отодвинул тарелку, вытер руки и губы. – Дело рук не наших. И не любительских групп, вроде той, что у Сета. Взрыв произошел на четко отмеченной территории и задел ровно одну кофейню и прилегающую к ней летнюю площадку – не больше. Погибло девять человек, около двадцати в госпиталях или реанимациях – все по паспорту метрополийцы. Среди них также любовница старшего сына Правителя – главы Комитета.
Он с такой легкостью и равнодушием рассказывал о людских жертвах, будто это был всего лишь сюжет дешевого фильма или пустые россказни какого-нибудь гуляки, что не прочь пропустить рюмку-другую каждый раз, едва завидит бутылку. Как будто смерть в его глазах ничего не значила!
– Это кто-то из наших, – отозвался Ной,– больше никто не осмелится.
– Это должно было произойти после выборов, – сказал Герд. – Наши оповещены об этом. Есть согласованность.
В какую-то секунду я поняла, что происходящее мне непонятно. Я видела восстание собственными глазами, и полагала, что это подтолкнет Герда к действию, однако это вдохновляло его не больше, чем укус назойливого комара в летний зной. И кроме этого, он говорил «мы», как если бы мы все рассыпались по стране, хотя гнили в горах Седьмой провинции…
– Народ поднялся раньше, – произнесла Орли.
– Нам пора действовать, – Герд поднялся из-за стола и опустил пальцы рук на стол.
– Еще вчера ты убеждал меня, что все пустое, и мы не можем ничего сделать, а теперь, когда невинные люди погибли ни за что, ты говоришь, что пора действовать? – Нат и Киану напряглись, стоя рядом.
– Невинные люди? Это метрополийцы, Кая. Они для нас хуже гитлеровцев, – встряла Орли.
– Сейчас самое время взять инициативу в свои руки, Кая, – строго отвечал наставник. – Держи язык за зубами, – Орли радовалась, что меня поставили на место, но я не могла успокоиться. – Метрополь умалчивает о взрыве. Это не передали в новостях, и ни один журналист не попал на место происшествия. Несколько улиц по периметру оцепили. Правительство явно что-то задумало.
– А что же Кара? – также самодовольно продолжил Орли.
– Это вас не касается, – охладил ее любопытство наставник, и я опустила голову, пряча улыбку. – Я должен решить, как поступить далее. Обсудим это утром.
Все, как по команде, принялись расходиться по своим углам, и только я, как в тумане, все не унималась.
– Герд, что ты имел в виду, когда сказа «дело рук не наших»?
Он поднял ладонь, будто дозволяя кому-то из присутствующих говорить. Многие уже открыли рты, дабы что-то выпалить, но Киану резко их остепенил:
– Замолчите.
Они переглянулись с Гердом, и все покинули
– Так, значит, еще одна тайна? – устало спросила.
– Это не то, что я имел право разгласить. Герд велел мне молчать.
– То, что ты старше, не дает тебе права держать меня в неведении! Как будто я никто – пустое место!
– Кая, – глаза Киану подозрительно блеснули, – мы – не пустое место. Мы – девять самых значимых людей государства.
Я не понимала, о чем он. Меня лишь удивила цифра.
– Девять?
Из-за двери показалась Руни – подслушивала, стоя в коридоре.
– Мальва знает много любопытного.
– Мальва? Да вы рехнулись! Она присматривает за домом.
– Кая, мы наёмники. Пришло наше время повлиять на ход истории.
17
Именно так я узнала о том, что пятнадцать лет назад Герд начал искать детей-сирот, чтобы создать из них настоящих солдат. Первой из нас стала Кара, далее Киану, Орли с Ноем, Руни, Натаниэль и я. Он искал детей без прошлого и будущего, чтобы заставить их изменить настоящее. Меня к нему привели добровольно, чтобы я могла работать и зарабатывать деньги. Я вспомнила, как после неких хаотичных событий долгими зимними вечерами тетка постоянно сетовала на нищету, и как Мун ее успокаивал.
Этот пузатый мужлан, третий представитель рода, посвятивший свою жизнь местному заводу и добыче мела, относился ко мне с долей отцовского покровительства, и, если бы не его врожденная грубость, я бы даже стала утверждать, что он меня по-своему любил. Его единственная дочь – Мария – моя двоюродная сестра – характером, как и лицом абсолютно точно повторяла свою маменьку; и, сдается мне, он не находил особого удовольствия в ее характере или манерах. Впрочем, до этого мне не было никакого дела.
Скончался он от сердечного приступа. Мне было двенадцать. С тех пор детство перестало принадлежать чужой девочке, чье воспитание лежало на плечах ворчливой тучной женщины. Больше никто не доставал из кармана потрепанной куртки сладкие карамельки, засахаренные груши и, может быть, где-то украденные тайком шоколадные конфеты с настоящим какао. Никто больше не рассказывал о похождениях молодости, о дедах, живших в лучшие времена, о детских играх и премудростях вбивания гвоздей в деревянное покрытие…
Существенный доход семейства крылся в живой душе доброго старика; папаша скудного рода занимал пост, выгодный государству – физический труд ценился куда выше умственного на обездоленной, бедной земле без рекреационных ресурсов, – и ни разу в жизни ему не довелось сменить своего направления. Согласно одного из указов Правителя, гражданин, проработавший физическим трудом двадцать лет кряду, каждый год с текущего момента получал выплаты – «благодарность процветающей державы», как выразился Президент в одной из своих речей. Беда лишь в том, что не каждый добрый житель пяти рабочих провинций – Третьей, Четвертой, Пятой, Шестой и Седьмой – сумел дожить до установленного срока. Тяжкий физический труд, постоянная нужда, голод, бесконечные налоги и бессилие, значительно укорачивали жизнь тех, кто отдавал свои годы служению правительственным приказам. С наступлением смерти, добрый старик Мун котировался в ранг «мертвых душ», причем в одночасье, уж эта система работала слаженно, как часы; а наивная тетка, в надежде перехитрить почти пятидесятилетние устои, привлекла к себе внимание местных властей.