Шамбала
Шрифт:
Почему она ничего не понимает? Будто я разговариваю с призраками.
– И нечего тебе водиться с Витом. Он знает, где ты живешь и чем занимаешься? – тетка отвлеклась от разделки рыбы и вытерла лоб тыльной стороной ладони. – По закону, в этом доме проживает два человека – мать и дочь. Если тебя заметят, будет плохо. У тебя даже паспорта нет. А Вит может рассказать об этом кому угодно.
– Он никогда этого не сделает.
– Еще как сделает! – Тетка безжалостно рубила рыбу на куски. – Если Комитету велят его пытать или ему предложат денег – он долго молчать не будет, и ты
Сестра полезла в подвал, сразу у печи, а тетка продолжала:
– Так что не вертись у людей на глазах, если хочешь жить, поняла?
Открылась дверь, вошел Вит, неся в руках какие-то лекарства и примочки.
– Я обработаю вашу рану, садитесь.
Тетка водрузила свое тучное тело на изрядно потрепанное, выцветшее кресло и приподняла длинные подолы юбок.
– Где это вы так? – рана и впрямь казалась ужасной.
– Мама рубила дрова, – ответила Мария.
– Бона… – выдохнула я устало, – женщинам не следует рубить…
– Кто это мне велит, что я должна, а что – нет! Жить как-то надо, печь сама не натопится.
– Я могу приходить и рубить вам дрова… – протянул Вит, занятый работой.
– Вит, не… – начала я.
– Вит, что бы мы без тебя делали! – воскликнула Мария.
Раздосадованная, я почти чувствовала, как меня всю колотит от ненависти к сложившемуся положению. Я подошла к раковине, сделанной покойным Муном по старой схеме времен Советского Союза. Втолкнула стержень в емкость и услышала, как вода полилась в пустой таз. Смочила лицо, шею, омыла руки.
– Я пришла, чтобы сказать еще кое-что, – решила не тянуть с миссией. – Правитель ввел новый налог на прилежащие к дому земли. Вероятно, на днях придут люди из Совета на опись этих земель.
– Что? – наивно прозвенел голосов Марии.
Я знала, что деньги у них имелись. В прошлом месяце я принесла им солидный мешочек монет после поездки Герда на ярмарку в Шестую провинцию. Они уплатят налог сейчас, а далее… далее мы всегда жили сегодняшним днем.
– Мама, поэтому ты сказала, что весь город на ушах стоит? – простодушно щебетала сестра.
– Да, девочка, поэтому, – Бона глубоко задумалась и долго молчала.
– Вот и все, – произнес в тишине Вит, и указал на перевязанную ссадину, – постарайтесь не лить воду на рану.
– Так намного лучше, – отозвалась тетка, что следовало считать благодарностью.
– Не ждите меня в эти дни, – собрала заметно полегчавший рюкзак и поправила мастерку, – вернусь, когда в городе станет спокойней.
Мы не прощались так, как это делали семьи в моем воображении. Бона устало поплелась к своей койке, Мария потушила огарок свечи, мы с Витом вышли в темноту ночи, закрыв за собой дверь.
– Спасибо тебе, Вит, – попыталась улыбнуться, – тетка слишком гордая, чтобы благодарить.
– Ерунда. Мы всю жизнь знаем друг друга, – он вертел в руках остатки лекарства и какие-то самодельные инструменты.
– Знаешь, ты не обязан рубить им дрова, но… я не могу позволить, чтобы тетка это делала сама. Это ужасно… Она – все, что есть у Марии… – я глубоко вздохнула, затем резко повернулась к Виту и схватила его руки. – Позаботься
– Армина, не беспокойся. Мы всегда рядом.
Его добрые глаза отражали мириады звезд, и я подумала о том, как мне повезло иметь в друзьях такого человека, как Вит. Он юн, честен и благороден – истинный лекарь.
Я отпустила руки и вгляделась в непривычно ясную ночь. Обыкновенно в Ущелье во тьме покоя не разглядеть собственных пальцев, к рассвету стелется туман, часы бодрствования отмечены тоской пасмурности. Но сейчас воздух прозрачен и отчетливо видны звезды, и волки у границы не воют, опасаясь слишком скоро стать замеченными вечно обозленными местными жителями.
– Вит, ты ведь знаешь, что я бываю здесь тайно.
– Да, с десяти лет я прикрываю тебя, – негромко засмеялся парень.
Я оказалась поражена его признанием. Необходимость в дальнейшей просьбе растворилась сама собой, однако я должна была быть уверенной.
– Не знала этого… Спасибо. Не говори никому обо мне, ладно? Нам бы вообще не знать друг друга, понимаешь? – я снова заглянула ему в глаза.
– Конечно, понимаю. Больше, чем ты думаешь, – ответил он.
Мы долго молчали, думая каждый о своем. Эта ночь как нельзя лучше подходила для подобных размышлений. Казалось, грядет нечто невероятно важное, и следует по обыкновению склонить пред этим головы. В умиротворенном ночном воздухе Ущелья чувствовались перемены, однако я оказалась не готова к ним, – и меня всю передернуло.
– Почему в городе суматоха? – спросила, наконец.
– Отец сказал, приехали советники Метрополя. Завтра заседание в здании Совета. Скорее всего огласят новые законы или еще что.
– Когда они уезжают?
– Через несколько дней. Точно не известно.
Я осмотрела дома кругом – почти все окна черные, без единого намека на луч света, – и на дорогу, ведущую в горы, к заводу, каменоломне и рудникам. Интересно, какое дело поручил Герд Киану в эту совсем небеспокойную ночь?
– Еще увидимся, Вит, – я быстро обняла его и отправилась в сторону границе, к дому.
4
Весь день мятежен. Знала ведь, что с теткой и Марией ничего не случится, но тревога засела глубоко внутри, и, точно какое помешательство, не унималась. Я приказала себе успокоиться. Ежедневный труд помог преодолеть переживания; увы, совсем ненадолго, лишь на те часы, что руки оказались заняты работой.
Еще стоял день, когда мы покончили со своими обязанностями, и каждый занимался, чем вздумается. Киану, как всегда, и след простыл; Ной на заднем дворе мастерил горшки из глины; рядом с ним чинил табуреты Натаниэль; Орли помогала Мальве заготавливать на зиму кой-какие продукты; Руни читала вслух. Это было одно из ее завсегдашних любимых занятий: раскрыть животрепещущие поэмы восемнадцатого века, полные чувственных описаний и трагических развязок, и со всем возможным упоением прочесть вслух; но не громко, не крича, а с должной интонацией, так, чтобы передать иные перипетии иного героя.