Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзорского

Мортон Эндрю

Где-то вдалеке его формирующейся идеологии скрывалась авторитарная черта, он заигрывал с идеей стать королем-диктатором. Трудно оценить, насколько серьезно он относился к этой концепции, но другие, независимо друг от друга, должным образом отметили его пристрастия. Влиятельный журналист и редактор из Ротермира Колин Брукс записал в своем дневнике: «Во многих кругах появилось предположение, что он мог бы, если захотел, стать Диктатором Империи». Интересный факт, но Чипс Шеннон использовал почти те же слова, чтобы описать изменения в политической позиции принца, и заметил, что Эдуард пошел «по пути диктатора и придерживается прогерманских взглядов. Меня не должно удивить, если он стремится стать диктатором – довольно трудная

задача для английского короля».

Некоторое время он думал, что британское движение чернорубашечников было «благим делом», и как заметил глава Каннинг, наблюдая за деятельностью на Брайанстон-корт, гостем в доме Симпсонов был сэр Освальд Мосли, лидер Британского союза фашистов и фанатичный монархист.

Сам Мосли пользовался именем принца в попытке привлечения средств на нацистские нужды, он говорил сторонникам, что принц Уэльский симпатизировал фашистской идеологии и один раз сказал, что его имя может быть использовано, чтобы получить деньги от леди Хьюстон, снобистской, эксцентричной миллионерши с правыми взглядами. Предполагали даже, что подруга миссис Симпсон, декоратор Сибил Коулфакс, которая помогала леди Канард приобщить Уоллис к английскому обществу, могла делать пожертвования в пользу фашистской идеологии на договорной основе.

Если принц хотел больше узнать о банде Мосли, ему не надо было далеко ходить. Его колоритный конюший Фрути Меткалф был женат на леди Александре Керзон, а ее сестра, леди Синтия, была женой Освальда Мосли, и леди Александра, и ее придворный муж были членами «Январского клуба», куда входили видные представители английского общества, Мосли основал его в 1934 году, чтобы убеждать членов клуба присоединиться к его партии. Они также были гостями как минимум одного ужина фашистской партии в Савое в мае 1934 года. Интересный факт: в марте 1935 года «Январский клуб» поменял название на «Виндзорский клуб».

Что касается еврейского вопроса, принц был, как и многие другие из его класса, инстинктивным антисемитом – в Букингемском дворце не нанимали евреев или католиков ни на какие позиции до начала правления королевы Елизаветы II. Однако нет доказательств, что он выступал за политику геноцида – в отличие от некоторых активных британских фашистов. Уже в 1935 году советник Арнольд Лиз, основатель Имперской фашистской лиги, выступал за использование газовых камер в качестве эффективного решения еврейского вопроса. За это он получил тюремный срок.

Что касается принца, так называемый еврейский вопрос был проблемой Гитлера и не имел отношения к англо-германским отношениям. Он изложил свои мысли внуку Кайзера, принцу Луи Фердинанду, волевому молодому человеку, который решил работать механиком на Генри Форда в Детройте, чтобы по-настоящему увидеть, как живут люди. И хотя молодой принц, который провел лето 1933 года в Англии в качестве гостя дипломата сэра Роберта Брюса Локхарта, не имел особой симпатии к Гитлеру, когда они встретились в доме Эдуарда в Лондоне во дворце Сент-Джеймс, чтобы обсудить текущие дела, принц был неосмотрительно открыт в своих высказываниях. На следующий день Брюс Локхарт написал в своем дневнике:

«Принц Уэльский выступал в поддержку Гитлера, он сказал, что мы не должны вмешиваться во внутренние дела Германии относительно еврейского вопроса или какого-либо другого вопроса, и добавил, что диктаторы достаточно популярны в наши дни и что вскоре мы захотим, чтобы такой был и в Англии».

Когда сосланный Кайзер написал Локхарту с благодарностью за организацию встречи, он выразил надежду, что это поспособствует дальнейшему развитию германо-немецких отношений:

Высказывание принца о том, что у нас есть право заниматься нашими делами так, как мы считаем нужным, показывает здравый смысл. Принц Луи Фердинанд, без сомнений, согласился бы с ним по этому поводу.

Не стало неожиданностью то, что дальнейшие англо-германские

отношения заняли видное место в повестке дня на ужине-встрече принца Уэльского и г-на фон Риббентропа, немецкий дипломат тотчас понял, что Эдуард инстинктивно испытывал симпатию к его отечеству и что он открыт новым идеям о мире и дружбе между двумя бывшими противниками.

Пока на фоне играла цыганская музыка, фон Риббентроп начал с идеального вступления, обсуждая англо-германскую дружбу в контексте воссоединения солдат с обеих сторон при обмене визитами. «Мост между ветеранами войны», – эту фразу он постоянно использовал в разговорах с европейскими дипломатами и политиками. Его аргумент был прост и соблазнителен: пусть военные ветераны навестят своих немецких коллег, таким образом, помогут залечить раны, вызванные войной. Он не упомянул основную цель этой политической линии, которая заключалась в том, чтобы создать впечатление равноправного партнерства между победителем и побежденным и таким образом ослабить путы, финансовые и военные, наложенные Версальским договором.

Принц принял эту идею с удовольствием. В июне 1935 года он выступил с речью перед бывшими военнослужащими британского легиона в Альберт-Холле в Лондоне, где он излагал идеи, носившие удивительное сходство с идеями немецкого дипломата. Он предложил, чтобы группа членов легиона поехала в Германию в знак дружбы и сказал аудитории: «Думаю, не найдется более подходящих кандидатур, чтобы протянуть руку дружбы Германии, чем мы, бывшие военнослужащие».

Естественно этот подход был с энтузиазмом принят нацистскими лидерами. На митинге в Нюрнберге, где собрались 200 000 человек, Герман Геринг приветствовал принца: «Он может быть уверен, что немецкие солдаты и народ охотно примут протянутую им руку». Первая делегация была принята с распростертыми объятиями, бывших военных приняли как вернувшихся с войны героев. Их, согласно одному свидетелю, повезли в концентрационный лагерь в Дахау, во время этой поездки сытые охранники заняли место заключенных, которых держали под землей. Это была прелюдия к другим визитам, один из которых возглавил двоюродный брат принца из Германии и ярый нацист, Карл Эдуард, герцог Саксен-Кобург и Готы. Эта схема, согласно биографу фон Риббентропа, доктору Полу Шварцу, оказалась «одним из самых умных и дешевых способов для нацистской Германии найти друзей в миролюбивой Британии».

Принц Генрих Рейсский выразил признательность Гитлера в письме-благодарности принцу Уэльскому. «Мы все прекрасно знаем, что Вы в Вашем уязвимом положении никогда бы не предприняли шаг, с которым были бы не согласны в душе – и это хорошая черта».

К великому сожалению принца, его вызвали в Букингемский дворец для выговора от короля. «Как часто я тебе говорил, дорогой мой мальчик? – вопрошал король. – Никогда не влезай в политику, тем более когда дело доходит до внешней политики». Мало того, что он предоставил нацистскому режиму пропагандистский успех, он разозлил Францию и повлиял на деликатные переговоры касательно англо-германского военно-морского договора. Даже те, кто не следил за ситуацией, могли видеть, что принца ловко перехитрили, посол Бинхем назвал его «немецким героем».

В свою очередь, Эдуард был зол, что неполитический жест доброй воли – позднее он заявил, что дружественная речь была детищем председателя британского легиона – была неправильно истолкована. «Казалось, ничего не было улажено; внешняя политика Британии была будто бы парализованной», – заключил он, этот эпизод усилил его растущее убеждение, что его слова и поступки могли изменить официальное мышление.

Дальнейшая реакция на осуждение отца показала в нем ребенка. Вскоре после возвращения из Букингемского дворца, двоюродная сестра Уоллис, которая гостила на Брайанстон-корт, сообщила, что принц «носил немецкую каску и гусиным шагом ходил по гостиной по причинам, которые мне неизвестны».